Лев Дуров - Байки на бис

Колеватов побежал за кулисы.

– Где этот негодяй? – и, не дожидаясь ответа, бросился в гримуборную, где сидел Аркадий.

– Аркадий! – завопил он. – Я хотел вернуть тебя к жизни, я тебе помог, а что ты делаешь со мной? Что ты сделал со всеми нами? Мне что теперь – уходить? Ты думаешь, мне после этого не предложат оставить пост директора? Пьяная ты морда!

И тут Аркадий неожиданно заорал:

– Я?! Пьяный?! Как вам не стыдно! Я взволнован революционной тематикой!

От такой наглости у Колеватова глаза стали совсем квадратными, и он тоже завопил:

– Ах ты взволнован революционной тематикой?! Сейчас ты все получишь!

Он захлопнул дверь гримуборной, запер ее на ключ и убежал.

А за дверью раздался страшный грохот, звон стекла и какой-то скрежет – видно, Аркадий крушил трельяжи, гримстолы, ломал стулья и все, что попадет под руку. Наконец, когда он, видно, все порушил, наступила тишина.

Через некоторое время в коридоре показался Анатолий Андреевич, а рядом с ним шел маленький-маленький человечек. У него не было лица, а было два огромных-огромных глаза. Он был то ли близорук, то ли дальнозорок: линзы в очках были такие, что увеличивали глаза раз в пять. И этот человек нес в руке такой старинный-старинный врачебный чемоданчик, с какими ходили уездные врачи во времена Чехова. Этот человечек вопросительно посмотрел на Колеватова. Тот отпер дверь и сказал:

– Вот!

И все увидели Аркадия, который лежал в руинах, приняв какую-то трагическую распластанную позу. Он посмотрел на этого маленького человечка, в глазах у него появилось какое-то странное выражение, и они опять стали наливаться кровью. И приглушенным сиплым голосом он спросил:

– Ты кто?

И этот человечек, не выговаривая ни одной буквы, неожиданно сказал:

– Я экс-пег-тиза!

– Ты экспертиза?! Слушай, гном, я тебя вот на эту ладонь поставлю, а этой прихлопну, и в стороны только брызги полетят! Ты меня понял, экс-пер-тиза?!

И он хлопнул ладонью о ладонь. Это был чудовищный звук. И неожиданно этот маленький-маленький человечек сказал:

– Где вы так нажгались, батенька? С кем?

Реплика была настолько неожиданной, настолько ласковой, что лицо Аркадия приняло обычное выражение, он обрел нормальный человеческий язык. Потом выражение лица сменилось на беспомощную детскую гримасу, он рухнул на колени перед этим человечком, положил подбородок ему на плечо и завопил:

– С кем?.. С при-я-те-ле-ем!

И человечек попросил:

– Оставьте нас вдвоем.

Их оставили наедине, а через несколько минут врач вышел.

Он подал Анатолию Андреевичу какую-то бумажку и сказал:

– У этого человека остаточное явление.

Колеватов заорал:

– Какое остаточное явление?! Ему спичку поднеси, он взорвется!

И вдруг этот гном завопил высоким фальцетом:

– Вы забываете, с кем вы газговагиваете! Я судебная экспегтиза! Вы знаете, что я с вами сделаю! Вы жестокий человек! Больше я к вам не сделаю ни одного шага!

И пошел по коридору. Все замерли. У Колеватова было совершенно растерянное лицо.

А на следующий день на стене висел приказ: Аркадия все-таки уволили из театра.

А совсем недавно я ехал на такси, и таксист, на которого я несколько раз пристально посмотрел, улыбнулся и сказал:

– Лев Константинович, все правильно, все правильно! Я знаю, я знаю – я для вас очень знакомое лицо. Я сын Аркадия Щербакова. Вот, видите, работаю на такси.

– А где отец?

– Не знаю. Куда-то уехал. Сначала писал, а потом исчез…

– И вы не пытались его найти?

– Пытались. Не нашли.

Вот такая грустная история русского артиста Аркадия Щербакова.

Замечательный актер Лев Круглый в актерских кругах имел репутацию человека с независимым и сложным характером. Он позволял себе такие вещи, о которых другим даже страшно было и подумать!

Как-то маленький сын Круглого (его звали Никита) попросил отвезти его в Мавзолей Ленина. На что Лев Борисович сказал: «Там нечего смотреть». Но ребенок настаивал. Пошли, отстояли огромную очередь. Приближаются к саркофагу, и вдруг Круглый заявляет Никите: «Смотри, сынок, это лежит страшный человек, который перевернул весь мир с ног на голову и принес массу зла. Из-за него погибло много невинных людей!» Окружающие просто впали в ступор! Но Круглый на этом не остановился. Выйдя из Мавзолея, он подвел Никитку к бюсту Сталина: «А это продолжатель тех преступлений, которые творил Ленин. И стоило ли на них любоваться?!» Лева Круглый мне признавался, что был тогда готов к немедленному аресту. Но к нему так никто и не подошел. Я его спросил: «Но зачем ты все это устроил?!» Он только плечами пожал: «Не могу же я врать ребенку…»

Я никогда не был членом никаких партий. Но приглашали настойчиво. Помнится, когда еще работал в детском театре, подошел наш парторг: «Левочка, вы не собираетесь в партию вступать?» Я умиленно поднял брови: «В какую?». «Лучше не надо», – ответил он и сразу отошел.

А недавно меня попросили участвовать в концерте для одной из политических партий. Двадцать минут выступления и очень большой гонорар. Я сказал, что перед шпаной выступать не буду. Перед зеками в зоне я выступал, а перед шпаной – не буду! Там были удивлены…

Но с той партией, которая представляла «ум, честь и совесть нашей эпохи», я дело имел.

Снимаем мы фильм «Семнадцать мгновений весны». Нужно выезжать на съемки за рубеж. А для этого необходимо (почему «необходимо» – нормальному человеку не понять) пройти некую выездную комиссию. Захожу. Меня спрашивают:

– Опишите, пожалуйста, как выглядит советский флаг.

Я подумал, что они шутят: ведь нельзя же задавать такие идиотские вопросы!

– На черном фоне, – говорю, – белый череп с костями. Называется Веселый Роджер.

Мне задают второй вопрос:

– Назовите союзные республики.

Это она меня спрашивает, актера, который с труппой объездил весь великий и могучий Союз.

– Пожалуйста, – говорю и начинаю перечислять: – Малаховка, Чертаново, Магнитогорск…

Как Швейк на медицинской комиссии, которая признала его идиотом. Видно, все-таки не зря меня когда-то звали Швейком.

– Спасибо, – говорят. – И последний вопрос: назовите членов Политбюро.

– А почему я их должен знать? – удивляюсь. – Это ваше начальство. А я ведь не член партии.

– Вы свободны, – сказали мне, и я пошел.

Только перешагнул порог киностудии, как на меня набросились:

– Что ты там нагородил?! Ты знаешь, что тебя запретили выпускать за рубеж? Уже позвонили – злые, как собаки!

– Ребята, – говорю, – в чем дело? Пусть меня убьют под Москвой.

Так они и сделали: убили меня в Подмосковье. Штирлиц-Тихонов выстрелил в меня, и я упал в родной, не в фашистский пруд.