Соня Сойер-Джонс - Крыса-любовь

— Папа! — гаркнула Мишель. — Не мешай докторам думать!

Тони устыдился собственной болтливости и отступил в сторонку. Впервые в жизни я был благодарен Мишель за грубость. Тони уж совсем завелся и чуть было не приступил к тираде насчет цвета, которую я слышал столько раз, что мог бы продолжить с любого места. Начиналась она с того, что «белый, строго говоря, не цвет», далее следовало лирическое отступление в область салатов, а кончалось все тем, что «помидор, строго говоря, не овощ».

Невропатолог сделал пометку в блокноте и развернулся к Мишель:

— Миссис Стори, как я понял, такие проявления не характерны для вашего мужа?

Его вопрос заставил всех снова посмотреть на Гордона с его стояком. Тот вроде как еще подрос.

— Совершенно не характерны! — с нажимом подтвердила Мишель. — Это настолько необычно, что сначала я даже подумала, что брат Гордона изобрел какую-нибудь идиотскую шуточку. Подумала, что Арт, понимаете… — она смутилась и понизила голос, — что он воткнул… туда… — От мысли о том, что можно было воткнуть «туда», Мишель страдальчески сморщилась. — Видите ли, Арт на все способен…

Вид у невропатолога был смущенный, даже шокированный.

— Мистер Стори? Художник?

Главврача отделения неврологии так впечатлили мои лечебные рисунки на простыне, что инсинуации Мишель не сработали.

— Он не совсем художник. — Мишель сочла необходимым объясниться. — Правда, сам себя он называет художником и кое-какие шансы ему выпадали… которые он упустил… Но сейчас ведь речь не об этом.

Сестра Крисси, стоявшая с другой стороны кровати, ближе к Гордону, заметила, что я маячу на заднем плане. Наши глаза встретились, и она изобразила лицом некую замену сочувственного рукопожатия.

— Поэтому я заглянула под простыню, — продолжала Мишель, — убедилась, что… это все настоящее, и вызвала медсестру.

Невропатолог достал из кармана небольшую рулетку и приложил ее ленту к столбу под одеялом. Пока он записывал цифру (гигантскую), его лицо было непроницаемо. Все это время Гордон оставался, как всегда, тихим и безмятежным. Спящий красавец со стояком.

— Это что-нибудь значит, доктор? — спросила Сандра. — Это хороший знак?

Голосок у нее был тоненький и нервный, как она сама. В то время как некая часть Гордона становилась все больше, тело Сандры будто уменьшалось в размерах. По-моему, если слишком долго быть рядом с Мишель, любой скукожится. Беспокойные ручки Сандры теребили ремешок сумки.

— Увы, изменений в мозговой деятельности не наблюдается. Поэтому не стоит надеяться на многое, — сказал невропатолог. — Эрекция непредсказуема. Мало ли что она может означать в данном случае.

Медсестра рядом с ним понимающе усмехнулась.

— Анализы, разумеется, нужно повторить, — обратился врач к Мишель. — Но ничего нельзя сказать наверняка. Остается только ждать.

Я выскользнул из палаты, на прощанье кивнув сестре Крисси. Она не заметила. Склонившись к Гордону, она длинными тонкими пальцами обхватила его запястье, как браслет. То ли считала пульс, то ли просто держала за руку — трудно сказать. В любом случае Гордону явно было хорошо. И в любом случае она слушала его сердце.

Между прочим, все это время я не забывал про Джули Тринкер. Часто вспоминал, как она обнаружила чистую рубашку мужа. Мне было интересно, поговорили они начистоту или нет. Не то чтобы я считал себя лично ответственным за Джули, но звонил ей каждый день и оставлял сообщения на автоответчике. Всякий раз, когда звонил мой телефон, я думал, что это может быть она.

— Алло?

— Мистер Стори?

— Джули?

— Нет, Арт, это Петуния Стаммерс.

Голос звучал холодно и вроде бы знакомо.

— Петуния?

— Из Ассоциации взаимопомощи художников.

Твою мать! Я попал. Гребаный счет от ассоциации. Я выдавил из себя какие-то объяснения и оправдания. Они сильно не дотягивали до моего обычного стандарта и Петунию не растрогали. Она решила мурыжить меня, пока я не пообещаю заплатить.

— Я зайду к вам по пути из больницы, — сказал я. — У меня брат в коме. Я хожу к нему каждый день. Мы все еще не знаем, очнется ли он.

— Да что вы говорите?

Судя по тону — ехидному, насмешливому, — она явно не верила ни единому моему слову. Обычно мне это нравится. Даже возбуждает. Настолько, что иногда я начинаю врать еще хлеще и заковыристей. Вранье — один из видов флирта, некоторых женщин оно заводит (в разумных дозах). В каталоге человеческих качеств оно значилось бы под названием «плутовской шарм». Но в голосе Петунии звучал металл, а значит, обаять ее мне не удалось. Петуния вообще непрошибаема.

— Увы. Он в коме, — заверил я самым проникновенным тоном. — Он может умереть в любой момент.

— Странно, что мистер Пинг мне об этом не сообщил, — безжалостно ответила она. — Помните мистера Пинга? Вашего китайского поставщика лапши? — В ее голосе появились саркастические переливы.

Пинг! Мой двойник из «Мира лапши»!

— Так это, значит, вы звонили? — воскликнул я. — Пинг всегда передает все сообщения. Крайне добросовестный парень. Но у него такой акцент, что бывает трудно понять, в чем дело. Я ему все время говорю: «Пинг, пойди на курсы английского!» Но он кулинар, видите ли, своего рода художник. Живет в собственном мире.

Я понял, что ее уже тошнит от меня и моей игры. Молчание бывает красноречивее слов.

— Я забегу к вам в обед и с дарами мира. Пинг потрясающе готовит фунчезу.

— Мне нужен чек, Арт. Только чек. Я не хочу есть. Я хочу вычеркнуть вас из списка должников.

И она повесила трубку.

Через два дня мне наконец удалось связаться с Джули. Я решил звонить не с мобильника, а с телефона в больничном кафе. Мне вдруг пришло в голову, что она фильтрует звонки и что мой номер почему-то оказался в ее черном списке.

— Джули? Это Гордон.

Я услышал, как она выронила сигарету.

— Это ведь не ваш номер? — спросила она после паузы. — Это какой-то другой номер.

Значит, она и в самом деле уклонялась от звонков. Но при чем тут мои звонки, скажите на милость? Я был в недоумении. Я и сам иногда фильтрую звонки. А кто не фильтрует? Но мне и в голову не пришло бы не отвечать мне.

— Господи, солнышко, где вы пропадали? Я за вас волновался.

— Я не перезвонила вам потому, что мне нечего вам рассказать, — медленно проговорила Джули. — В тот вечер после нашей встречи я пошла домой и последовала вашему совету. В точности. И все.

— Моему совету? — Ой-ой. Похоже, она сейчас откажется от моих услуг. — Я что-то не помню, чтобы давал конкретные советы…

— Все это ударило по мне самой. Хэл ушел. Не подумайте, что я виню вас. Надо было думать своей головой. Я сама во всем виновата.

— Боже правый! Солнышко, мне очень жаль. Спасибо, что не стали бросать в меня камень. Многие на вашем месте так и сделали бы. Затаили бы злобу…