Соня Сойер-Джонс - Крыса-любовь

— Ну что, солнышко, попробуем так. Если вы поможете…

Он повозил головой по потолку, уперся плечами в подголовник, а ступнями — в пол. Ему удалось оторвать зад от сиденья и выгнуться так, что его бедро оказалось почти у самого моего лица.

— Теперь попробуйте… ой… сунуть руку мне в карман и достать их. Давайте, солнышко. Постараюсь удержаться.

Я просунула пальцы в узкий и тугой карман, но под таким неудобным углом ничего не могла нащупать.

— Можно быстрей, солнышко? Ой, голова! — Его шея совершенно нереально вывернулась, и макушка впечаталась в лампочку.

Я собралась с силами и глубже пропихнула пальцы ему в карман. Ничего. Видимо, ключи в самом низу. Ничего. Еще дальше?

— Нет? Твою мать! Пардон, лапочка. Значит, в другом кармане.

С другой стороны?

— Гордон, по-моему, вам лучше выйти. Так будет проще.

— Если я вылезу, то назад уже не влезу. Мое тело знает, что сейчас чувствует эта машина. Второй раз она меня не впустит. Так что это наш единственный шанс. Давайте, золотце.

Я встала коленками на сиденье — так легче было добраться до дальнего кармана — и навалилась всем телом Арту на грудь…

— Ой, простите, Гордон!

— Ничего— ничего. Действуйте, солнышко. Мои расплющенные пальцы втиснулись в другой карман и ползли по бедру Арта — вниз, вниз, все дальше и дальше…

— Вроде что-то есть.

Там что-то было. Там явно что-то было. Вот только ключи или?.. Ой!

Будь это в кино, мы, конечно, уже вовсю целовались бы. Ключи ключами, но… Мы заглянули бы друг другу в глаза и поняли, что настал час— тело льнет к телу, сердца полны надежд, карманы полны… И тут-то бы все свершилось: мощный аккорд и не менее мощный взрыв.

Признаюсь честно: пока я прижималась к Арту и шарила у него в штанах, мне подумалось — а может… Я вдруг заново ощутила, что у меня есть тело. И что мое тело свободно.

Ах, как бы это было просто! Просто поддаться чувствам. Я закрыла глаза и представила, как проведу пальцем от ямочки между его ключицами вниз, по груди, потом по животу, проберусь под пояс джинсов. Как у него втянется живот, будто приглашая мою руку скользнуть дальше, по этой голодной впалости. Дальше… ниже… еще… еще ниже… Сексуальное напряжение снято.

Вот только трепет у меня в паху быстро сменился нехорошей тяжестью в желудке.

Потому что я поняла: мои чувства — жалкая банальность, и ничего больше. Просто он первый мужчина, который подвернулся после Хэла. А я одинока. Когда все кончится, я раскаюсь. Мне станет стыдно и противно. И я задавила свой порыв.

— Есть! — Я побренчала ключами перед Артом.

И тут-то заметила, что он смотрит не на ключи. А на меня. И что лицо у него странное, чуть ли не страдальческое. Ох. Он обеими руками взял меня за плечи, я и вдруг осознала: это мне все кажется банальным. А ему, может, и не кажется.

Арт приблизил губы к моему уху. Я почувствовала его теплое дыхание. Его бедра ходуном ходили подо мной. А он оказался не таким тощим, как на вид. У него были мускулы, о которых я нипочем бы не догадалась.

Что-то все слишком запутано для профессиональных отношений. Даже таких нестандартных, как наши.

— Боже мой, детка… — голос Арта шел из самых глубин его существа, — я… вы…

Молчи! Не надо!

— Вы меня сейчас локтем проткнете!

Запах растительного масла или новогодней елки напоминает мне тот наш обед в машине (воспоминаниями я обязана остаткам жареной картошки и хвойному освежителю воздуха, который Томас держал в салоне).

— По-моему, здесь не курят, — сказала я, когда Арт полез в карман за сигаретами. — Томас убрал пепельницу. Видите дырку?

— А по-моему, курят, солнышко. Дырка, наверное, просто для красоты. Или для мелочи. Или для атласа. А может, даже для сигарет. Вот, глядите. В самый раз! — Он затолкал в дырку пачку сигарет. — Явно специальный держатель для курева.

— А вам не кажется, что пора бросить? Вы много курите.

— Сам знаю, солнышко.

— Вот и поставьте себе цель. Я буду стремиться к своей цели, а вы — к своей. Могу вам помочь. У меня очень хорошо с самодисциплиной. Это мое сильное место.

Предложение не вызвало энтузиазма, скорее одну только неловкость, а Арту и без того уже было не по себе. Маэстро явно любил простор. Для тела и для мысли. Он никогда не сидел на стуле, предпочитая разваливаться на нем, почти что укладываться поперек. В крошечной же машинке Томаса разгуляться было негде — и настроение у Арта стремительно портилось.

— Кстати, о целях. От вашей Томас не в восторге. — Маэстро завел машину и задом подъехал к окошку раздачи. — Кофе будете?

Томасу не нравилась моя цель? Он ничего такого не говорил во время нашей встречи. Правда, нас быстро прервало столкновение, так что, может, он просто не успел высказаться.

— Лично я считаю вашу цель великолепной, но Томас… ну, думает, что вы способны на большее. Он о вас очень высокого мнения, поэтому хочет предложить дополнительную задачу.

— Например?

— Да что хотите, только бы вам стало лучше.

— Все равно что?

— Да. Лишь бы вы ощутили, что жизнь налаживается.

— Я уже однажды придумала замечательную цель, и что вышло?

— Да это не цель, а хренотень какая-то. — Арт замахал продавцу.

— Разве можно так с клиентом? Это мое личное дело.

— Какая разница, личное или не личное? Все равно это цель неудачника. Я вам помогать не стану, и не надейтесь! Придумали тоже! Генеральная уборка во всем доме! Это не цель. Она вас недостойна. Разобрать гардероб? Пожалейте свое время. Что-то вы скатываетесь на всякую ерунду. Ну, соображайте!

Я молчала.

— Ну же, — не отставал он. — Что вы всегда мечтали сделать? Заветная мечта? Ну?

Испепеляющий взгляд у меня, надеюсь, получился, но лишь подлил масла в огонь.

— О чем тайно мечтали? Научиться на чем-нибудь играть? Ну хоть на гитаре. Все хотят играть на гитаре. Написать книжку? Разве это так трудно? Разбить сад? Выучить итальянский? Влюбиться? Солнышко, нужно придумать что-то творческое, чтоб грело душу. Теплое. Чтоб в него можно было зарыться носом. Или укутать сердце. Что-то такое, чтоб осталось с тобой на всю жизнь. А то — уборка! Господи, отдраить дом! Да что за цель такая гребаная? Отстой!

Разве? После этого ни один из нас не проронил ни слова. Он довез меня до цветочной лавки Томаса и высадил.

Я уже прошла квартал в сторону редакции, когда у меня зазвонил мобильник.

— Прости, солнышко. Я псих недоделанный. Разворачивайся. Я тут, сзади.

Он и вправду был там.

Через час великий маэстро наконец расправил свои длинные конечности. Мы стояли на тротуаре возле Королевской фабрики балетной обуви (основана в 1908 г.). В небольшом трехэтажном кирпичном здании помещалась мастерская брата Гордона. Младшего брата по имени Арт. Маэстро явно хотел устроить мне экскурсию по мастерской.