И. Судникова - Занятные истории

И.С. Тургенев был приглашен на бал в один дом. К началу обеда, когда все присутствующие сели за стол, Тургенев, не находя места, сел один в углу за маленьким столиком и ел поданный ему горячий суп. В это время какой-то генерал, бегая по комнате с тарелкой супа в руке и не находя себе нигде места, сердито подошел к Тургеневу и, не зная, кто он такой, хотел его оконфузить за то, что тот не уступил ему своего места.

– Послушайте, милостивый государь, – обратился он к Тургеневу, – какая разница между скотом и человеком?

– Разница та, – громко ответил Тургенев, – что человек ест сидя, а скот стоя.

Присутствующие расхохотались, а генерал, сконфуженный, поспешил удалиться.

Тургенев, как всем известно, страдал жестокой подагрой. Раз как-то посетил его профессор Фридландер и стал утешать тем, что подагру считают полезной болезнью.

– Вы напоминаете мне слова Пушкина, – ответил ему Иван Сергеевич, – он был однажды в очень скверном положении, и один из приятелей утешал его тем, что несчастие – это очень хорошая школа. «Но счастье, возразил ему на это Пушкин, еще гораздо лучший университет».

Ивану Сергеевичу оставалось дописать несколько глав романа, но знакомые и друзья решительно не давали ему работать в Баден-Бадене. Тогда он решился уехать и остановился в маленьком городке Л., куда иностранцы осенью никогда не заглядывали. Любопытные жители этого городка были чрезвычайно заинтересованы таинственной личностью незнакомца, который запирался в своей комнате и по целым часам писал. В книге посетителей гостиницы он записал: «Иван, из России», что еще более придало таинственности ему в глазах обитателей города Л. Через несколько дней терпение их, наконец, лопнуло. И раз, когда Иван Сергеевич сошел к обеду, один из соседей обратился к нему с вопросом:

– Не правда ли, сегодня дурная погода?

Тургенев утвердительно кивнул головой и начал есть суп.

– Нравится ли вам наш город?

Снова утвердительный кивок головы.

– Позвольте вас спросить, вы по делу приехали сюда?

Тургенев покачал головой отрицательно.

– Значит, для удовольствия?

– Еще того менее.

Наступила длинная пауза, после которой собеседник спросил опять:

– Долго вы рассчитываете еще здесь пробыть?

Тургенев вынул часы и взглянул на них.

– Еще три дня, 9 часов и 17 минут.

– Неужели же вы так точно знаете?

– Конечно.

– Но, позвольте узнать, почему это?

Иван Сергеевич провел рукой по длинным седым волосам и задумался.

– Приходилось ли вам слышать что-нибудь о русских нигилистах? – спросил он.

– Конечно.

– Ну так имею честь рекомендоваться: я нигилист. На родине я был замешан в дело о заговоре, меня арестовали, судили и приговорили к строгому наказанию…

– Какому же?

– Мне предоставили выбор: или пожизненная каторжная работа, или ссылка на 8 дней в город Л.

Все слушали, затаив дыхание и не спуская глаз с говорившего.

– Ну, и я был настолько глуп, что выбрал последнее! – угрюмо закончил Иван Сергеевич и принялся за телячью котлету.

Больше ему не было предложено ни одного вопроса.

Чтобы чем-нибудь жить, Тургеневу пришлось поступить в 1843 году на службу в канцелярию министра внутренних дел графа Перовского.

Служба, однако, денег давала мало. Писателю приходилось входить в долги, особенно когда через два года он, не находя в себе решительно никаких чиновничьих способностей, вышел в отставку. Тут-то и достигла нужда крайней степени. Тем более что Тургенев, никогда не умевший обращаться с деньгами, которые все-таки получал за литературные труды, готов был всегда поделиться последним с нуждающимся товарищем. Пришлось, наконец, так туго, что писатель зачастую оставался без куска хлеба. Тогда-то Тургенев придумал такую штуку. Под предлогом беседы стал он ходить в один немецкий трактир на Офицерской улице, куда приятели собирались дешево обедать, и, толкуя с ними, рассказывая и выслушивая анекдоты, рассеянно брал со стола хлеб и уничтожал его беспечно по ломтику. Это была вся его пища за целый день. Однако старый, покрытый морщинами и сгорбленный лакей заметил, наконец, эту проделку. Он подошел однажды к Тургеневу, когда тот уже выходил из трактира, и тихонько сказал ему: «Хозяин бранит меня, что я поедаю хлеб на столах, а вы, барин, все равно приходите…».

«Я не имел при себе ничего, чтобы вознаградить старика, – рассказывал сам Тургенев, – а когда настолько разбогател, что мог сделать для этого человека что-нибудь полезное, старика уже не было в трактире».

Иван Иванович Шишкин не был поклонником каких бы то ни было чинов и гордился независимостью своего положения. Он всячески старался избегать встреч с высокопоставленными особами на выставках, когда должны были собираться члены Товарищества, да еще во фраках. Шишкин никак не мог представить свою фигуру во фраке.

Однажды император Александр III пожелал видеть знаменитого автора лесных пейзажей. Пришлось к открытию следующей выставки, к приезду царя, взять напрокат фрак, обрядить в него молодца Ивана Ивановича, как к венцу, и представить пред государевы очи.

– Так это вы пейзажист Шишкин? – спросил царь.

Тот потряс бородой, молча соглашаясь с тем, что он действительно пейзажист Шишкин.

Царь похвалил его за работы и пожелал, чтобы Иван Иванович поехал в Беловежскую пущу и написал бы там настоящий лес, которого здесь ему не увидеть.

Шишкину и на это пришлось в знак согласия потрясти бородой.

Царя проводили, Иван Иванович подошел к зеркалу, посмотрел на свою фигуру, плюнул, скинул фрак и уехал домой без него, в одной шубе.

Повезли Шишкина в Беловежские леса, а там уже было известно, что едет художник из Петербурга по повелению царя. Выслали за ним из царского охотничьего дворца экипаж и нянчились с ним во все пребывание его там, как с великим вельможей. Иван Иванович жаловался, что нельзя было шагу сделать без того, чтоб не спрашивали: «Куда вам угодно… что прикажете».

Не оставляли его в покое и на этюдах. Один раз пишет он лес, где на первом плане стоит полузасохшее дерево. Подъезжает к нему управляющий лесами. Посмотрел на этюд и обращается с просьбой: «Нельзя ли полузасохшее дерево на этюде уничтожить?» Шишкин удивлен, а управляющий поясняет: «Ведь вы повезете картину в Петербург, а там посмотрят и скажут: «Ну и управляющий – довел лес до того, что деревья стали сохнуть».

[28]

Сергей Андреевич Юрьев отличался необычайною оригинальностью, которая, впрочем, скорее происходила не от эксцентричности, а от необыкновенной рассеянности.