Ричард Хукер - MASH

— Точно. Я забыл, но ты знаешь, это уже в крови где-то. Думаю, стоит почистить свое оружие на случай, если китаёзы проникнут в эти бараки.

Дюк достал свой пистолет, начал его чистить и многозначительно поглядывать в сторону новеньких офицеров в другом углу. Он налил еще выпивки.

— Ястреб, — громко заявил он, — эти парни — переодетые китаёзы, или по крайней мере мне так кажется. А не застрелить-ли мне их, чтобы успокоиться?

Ястреб с кепкой задом наперед встал и подошел к новеньким.

— Может вам, парни, лучше прогуляться недолго, — предложил он. — Я-то всего лишь возомнил себя Йоги Берром, а у моего приятеля куда более серьезные проблемы. После четырех рюмок он считает себя солдатом морской пехоты.

Заряжая пистолет, Дюк запел: «От чертогов Монтесумы к берегам Окифиноки…»

Новенькие офицеры быстро выскочили в дверь под снег и нашли Офицерский Клуб 325го эвакуационного госпиталя. Не будь они желторотиками, они бы и раньше его нашли. В возбуждении пятеро поведали захваченной рассказом публике, в том числе и бригадному генералу Гамильтону Хартингтону Хаммонду, о событиях в бараке.

— Оставьте этих двоих одних! — прогремел генерал Хаммонд, когда кто-то предложил вызвать военную полицию. — Ради Христа, оставьте их в покое! Просто молитесь, чтобы они отправились первым же утренним поездом. Переселитесь в другую казарму!

Вскоре Дюку и Ястребу стало одиноко.

— Ты распугал наших друзей, — сказал Ястреб. — И они ушли.

— Ага, — ответил Дюк, — но эт неважно. Даже я не верю, что ты Йоги Бера. Я тоже не морской пехотинец, потому что я Грувер Кливленд Александр [58] . А где тот друг Ловца Джона с перчаткой принимающего? Он же сюда приписан. Найдем его и разомнемся в Офицерском Клубе.

— Грувер, — сказал Ястреб, — Ты кидаешь мяч как Харриетта Бичер Стоув. [59]

— Как звали друга Ловца? — спросил Дюк, не заметив подкола.

— Не знаю, — ответил Ястреб. — Мне кажется, Ловец звал его Остин из Бостона.

— Отлично, — сказал Дюк. — Не может быть двух людей с такими именами.

Они прикончили выпивку и вышли в ночь. В течение 45 минут они бродили в снегу, выписывая замысловатые кренделя и во весь голос вопя имя друга Ловца Джона.

— Остин из Бостона, — орали они. — О, Остин из Бостона! Где ты, Остин из Бостона — друг Ловца Джона?

Их крики, само собой, услышали и в Офицерском клубе, где у бара пятеро новеньких обступили генерала Хаммонда, как цыплята курицу. Они боялись попросить вооруженную охрану, чтобы та проводила их до новых казарм, а еще больше они боялись выйти под снег и умереть в одиночку так далеко от дома.

— Черт вас побери! — сказал наконец генерал Хаммонд, устав быть клушей, когда птенчики еще теснее обступали его при каждом жалобном завывании с улицы. — Шли бы вы в казармы проспаться, а?

— Там должно быть ужасно, сэр, — сказал один из новеньких.

— Где там? — сказал Генерал Хаммонд, сдвигая брови.

— Там — на фронте, сэр.

— О, черт возьми, — сдался генерал. — А ваши мамочки знают, что вы здесь?

— Да, сэр, — ответили все разом.

Не найдя друга Ловца Джона, который отлично мог слышать их призывы и мудро решил не отвечать, Ястреб и Дюк вернулись в казарму, где едва добравшись до коек, они захрапели. Три часа спустя Ястреба разбудил Дюк, полностью одетый и собранный. На это потребовалось совсем немного усилий, потому как он ни раздевался, ни распаковывался.

— Эй, ты… того, проснись. Мы едем домой. Поезд уходит в семь.

— А сколько сейчас время?

— Четыре.

— Господи, ты спятил? Я хочу спать.

— Нельзя… эт-та спать. Мне кажется, нас обоих змеи покусали ночью. Надо принять противоядие.

Он протянул Ястребу стакан скотча и зажег сигарету. Пока Ястреб вводил в себя лекарство, Дюк наполнил флягу.

— Столовка открывается в 4:30, — заявил он. — Надо хорошенько заправиться.

Как только открылась столовая, вошли Ястреб и Дюк с мешками и стали заправляться основательно. За чашкой кофе Ястреб полез за новой пачкой сигарет в карман, в который лазал не часто. С сигаретами вылез маленький обрывок бумажки. На нем незабвенной рукой Ловца Джона Макинтаера была начертана незабвенная поэзия Брета Харта:

Я хотел бы сказать,

Говорю без прикрас,

Что на темных путях

И с тузом в рукавах

Дикари косоглазые бродят у нас.

Почему — объясню я сейчас.

И приписка:

«Это поганое маленькое местечко, и теперь оно мне нравится меньше. Если косоглазому дикарю вдруг повезет, не забывай своего старика-Батяню, и знай, что он ни за что на свете не изменил бы того что было».

Ястреб протянул записку Дюку, который прочел ее и достал флягу. Они благоговейно выпили и направились к близлежащему поезду.

Поездка поездом в Пусан длилась полусуток. Первые шесть часов Болотники спали; потом Ястреб читал, а Дюк пялился в окно. Однажды сержант военной полиции, проверяя купе, вежливо попросил Ястреба убрать капитанские лычки с затылка кепки и поместить их спереди. Ястреб, к своему собственному удивлению, вежливо согласился.

— Ну, что? — сказал Дюк после ухода сержанта. — для такого вычурного, феерического драчливого оппозиционного типчика как ты это было вполне мирно. Становишься трусом?

— Нет, — ответил Ястреб, — но я подумал.

— У тебя от этого голова разболелась?

— Я подумал, что ты и я жили здесь такой жизнью, какую познали лишь немногие из тех кого нам еще предстоит встретить. Большинство из бойцов и близких к фронту людей, таких как мы, улетают из Сеула, так что для здешних писарей и тыловых крыс, возомнивших, будто они взаправду пожили в штатовских военных лагерях за рубежом, мы должны выглядеть уродцами. Мы лучше изобразим себя хотя бы полуцивилизованными. По правде, от нас не убудет, если мы постираем форму, когда выпадет шанс.

— Я уже задумывался об этом, — согласился Дюк.

В Пусане их направили во временные офицерские казармы и определи в шиферный ангар. Ангар был разделен на три части, и им досталось одно из крайних звеньев. Каждую часть обогревала масляная печь, и на каждой кровати лежал матрас.

— Я кое что вспомнил, — сказал Ястреб, когда они осмотрели свои места.

— Что? — спросил Дюк.

— Помнится мне, — ответил Ястреб, — что в Болоте ты был одним из ярых блюстителей ночных правил. Почти как ритуал: ты вставал с кровати, делал три шага к двери и делал семь положенных шагов от палатки перед тем как справить нужду. Это условный рефлекс, я просто вспомнил о нем. Он тут ночью не подойдет.

— Я намотал на ус. Еще что-нибудь, тетенька?

Хоть оставшиеся ангары и быстро заполнились и среди посетителей были офицеры-медики, не обнаружилось никого из частей МЭШ. Несколько человек прибыли и сдружились раньше. Так что Дюк и Ястреб довольствовались своим обществом. После разумного количества бокалов и в разумный час они решили завалиться спать, но после пятнадцати месяцев на твердой койке матрас на пружинах не казался удобным. Дюк, попробовав свой, сбросил его на пол и там проспал до 3 утра, когда Ястреба разбудил громкий жалобный голос в соседнем отсеке.