Валерий Сенин - Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»

Увидев, что я открыл глаза, женщина смущенно улыбнулась и сказала:

– Доброе утро, каскадер. Считайте, что вы родились в рубашке.

Я удивился и спросил:

– А почему каскадер?

Доктор объяснила:

– Вчера, Игорь Арбатов, вы выпрыгнули с пятого этажа и попали прямо на кучу песка, который привезли строители. Но вас бы, наверное, не скоро обнаружили, если бы не пес, который поднял вой под окнами дома. Можете считать его своим спасителем. Вообще-то, с алкоголем, Арбатов, шутки плохи, в следующую пьянку такой кучи может и не оказаться. Ответьте, Игорь Арбатов, зачем вы выпрыгнули из окна?

Я стал вспоминать:

– Видите ли, вчера я очень сильно обиделся на мою маму и любимую женщину, выпил немного коньяка и... все получилось само собой.

Врач перестала считать мой пульс, оставила в покое мою руку и погрозила мне пальцем:

– Арбатов, но ведь вы уже большой мальчик сорока лет, а большие мальчики вначале думают, а потом делают. Ладно, не буду читать вам мораль, вы у нас полежите две-три недели, потому что у вас сотрясение мозга и ушибы, а потом я бы посоветовала вам обдумать хорошенько случившееся и сделать выводы.

Симпатичная врач ушла из палаты, а я закрыл глаза и стал обдумать случившееся: «Господи, и почему же я такой дурак? Чуть не покончил с собой, а ведь мне всего сорок лет, и это даже не половина, это ближе к одной трети, если учесть, что у меня много родственников-долгожителей...» Но потом я вспомнил, что любимые женщины меня предали, и подумал: может быть, зря я остался жив. Если все женщины такие и им нельзя верить, то зачем жить?

Больше обдумывать было нечего, я приподнялся на локте, огляделся и увидел, что в маленькой палате кроме меня лежат еще восемь человек, и кровати стоят в два ряда.

Сосед справа, представившийся Виталием, повернулся ко мне и сказал:

– Тебе, друг, страшно повезло. Ты попал, как и все мы, в самую старую и самую грязную больницу Петербурга, значит, ты быстро поправишься, чтобы скорее ее покинуть. Если только не помрешь.

Сосед слева, накаченный парень с марлевой повязкой на носу, назвавшийся Юрой, добавил:

– Старик, скажи спасибо, что тебя не бросили сразу в морг, потому что от трупа тебя было трудно отличить. К тому же вчера, когда тебя привезли, весь медперсонал больницы отмечал День медицинского работника, и если бы не врач Наталья Ивановна, которая всю ночь просидела возле тебя, ты если не вчера, то сегодня наверняка перекочевал бы в палату для жмуриков. Но Наталья как увидела твоего Буцефала между ног, так и не отходила от тебя до самого утра. – И он захохотал.

Я приподнял простыню, увидел себя обнаженным и спросил:

– А что, в больнице нет пижам?

– И простыней, между прочим, тоже, – разъяснил первый сосед Виталий, – здесь все со своими простынями, а с тобой Юра поделился, а то у нас мог развиться комплекс неполноценности из-за твоего «жеребчика». А вообще, здесь нет даже лекарств. Но это объяснимо: главврач больницы господин Джовадзе заключил договор с директором ближайшего кладбища господином Мамашвили, там два квадратных метра равняются по цене однокомнатной квартире, поэтому лечить нас невыгодно. Медсестер здесь тоже нет, на всю больницу одна медсестра, никто сюда не хочет идти работать из-за маленькой зарплаты и ужасных условий, вот Наталье Ивановне и приходится вкалывать и за медсестру, и за всех врачей, потому что остальные до сих пор не пришли в себя после вчерашнего. Впрочем, хирурги здесь и в другие дни пьют спирт, чтобы руки во время операций не дрожали.

«Точно как токари на нашем заводе», – подумал я.

Часа через два в палату вошла та самая симпатичная женщина в белом халате, которую я увидел в образе ангела, когда очнулся. Это и была Наталья Ивановна, она села на мою кровать, посчитала мой пульс и сказала:

– Ну вот, ваше сердечко уже работает почти нормально, но вам, Арбатов, пить алкоголь не рекомендуется, потому что вы реагируйте на него неадекватно, больше ста граммов за раз не пейте.

Виталий возразил за меня:

– Но русские мужики пьют литрами и по-другому не умеют, потому что их отцы и деды пили ведрами.

Врач строго на него посмотрела:

– Душков, это выдумки советских идеологов, они сами наживались на водке и спаивали страну, потому что деньги для них были важнее здоровья нации. На самом деле русские мужики при царе пили очень мало, так как много работали и были зажиточными людьми, и вы как писатель должны это знать.

– Я пишу романы о современной жизни, о нас с вами, – сказал Душков, улыбаясь.

Врач потянулась, чтобы поправить капельницу, и из разреза в ее халате выглянула стройная восхитительная ножка, при виде которой мой пульс снова нарушился. Женщина перехватила мой взгляд, покраснела, поправила халат, поднялась с моей кровати и сказала:

– Душков, когда жидкость в бутылке дойдет вот до этой полоски, позовете меня, медсестры Гали сегодня нет, мне за всех сегодня приходится отдуваться.

Наталья Ивановна вышла из палаты, а Юра воскликнул:

– Заметили? Наталья Ивановна покраснела, как девушка восемнадцати лет, кто-то из нас ей явно нравится. Я со сломанным носом – вряд ли.

Виталий усмехнулся:

– До появления Арбатова она не краснела, значит, он-то ее и заинтересовал, вернее, не он, а его могучий «Илья Муромец», ведь женщины вначале влюбляются в наши члены, а уже потом в наши поступки. Надо мне позаимствовать у Игоря его выдающийся инструмент для моего героя Бессмертного.

– Как это – позаимствовать? – не понял я.

– Не в прямом смысле, конечно, – усмехнулся писатель. – Кастрировать тебя я не собираюсь.

Юра поинтересовался:

– Игорь, а жена у тебя есть?

– Есть, – ответил я.

– Ну, значит, ты изменишь ей с симпатичной докторшей, потому что ты ее должник, она из-за тебя всю ночь не спала, а долг платежом красен

– Но я не хочу никому изменять, – возразил я.

Юра удивился:

– Ты что, больной что ли? С таким прибором можно половину Питера перепробовать.

Виталий подтвердил:

– Нормальный мужчина должен иногда изменять своей половине, чтобы взбодрить себя новыми ощущениями, иначе можно охладеть к своей жене и семья разрушится. Вот мой герой Бессмертный после каждой новой любовницы возвращается к своей подруге Елене и любит ее в тысячу раз сильнее, и она это ценит и не мешает ему.

Лысый и немощный с виду старик, лежащей у самой двери, проскрипел:

– Ты не прав, Душков, я вот моей Татьяне никогда не изменял и горжусь этим, а наш брак продержался почти пятьдесят лет, пока она, голубушка, не умерла, царство ей небесное.

Виталий заметил:

– Пахомыч, но ведь ты нам всем рассказывал, что ты девственник и ни разу в жизни в женщину не входил.

Старичок гордо подтвердил: