Валерий Сенин - Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка»

Я грозно взглянул на гиганта и приказал:

– Слушай мою команду, полковник Небаба! Взрыв отменяется, всех строителей довезти до города в целости и сохранности, и пусть они бегут и жалуются в милицию на Палкина. Это в наших интересах, ясно?

Небаба опять щелкнул каблуками и отчеканил:

– Так точно, мой генерал!

Затем мой новый работник Небаба проводил меня до большого черного «мерседеса» последней модели с тонированными стеклами, открыл передо мной заднюю дверцу, отдал мне честь и сказал водителю:

– Василий, отвезешь генерала до Большого дома – и сразу обратно, у шефа сегодня встреча с избирателями, все ясно?

Водитель кивнул, сел на свое место, завел машину, и мы подъехали к воротам, которые тут же открылись. И только после того, как мы выехали с территории Палкина, я сообразил, что золотая осень уже миновала: большинство деревьев стояло без листьев. Лучшая часть осени почти прошла, а я этого даже и не заметил, пока бегал с кирпичами вначале с первого этажа на второй, потом – на третий, на четвертый, на пятый, помогая делать большой хороший дом с толстыми стенами для депутата Палкина, забывая по вечерам от усталости даже о Полине.

Ах, Полина, радость моя, сейчас я приеду к маме и тут же позвоню тебе, чтобы договориться о встрече хотя бы на завтра. Я поехал бы к тебе прямо сейчас, но не хочу нарываться на твоего мужа, о котором ничего не знаю, да это и к лучшему – не знать его, потому что мне будет очень неприятен человек, трахающий мою любимую женщину.

Машина проехала мимо указателя с надписью «Лисий нос», и я сообразил, где находится дача Палкина, он выбрал не самое плохое место в Ленинградской области. Кстати, очень даже странно: Палкин мертв, и я немного даже помог ему уйти из этого прекрасного мира, но каких-то угрызений совести абсолютно не испытываю. Как любит хохмить моя мама, если у человека нету совести, то грызть можно только его тело. Ну, совесть-то у меня вроде бы есть, но Палкина я не воспринял как человека, его я воспринял как дикого зверя, встреча с которым грозит смертью, и если бы он не умер, то наша бригада живой бы от него не ушла, значит, удар моего славного «божественного молотка» был соизмерим с ударом Георгия Победоносца по змею. И Георгий после своего удара не комплексовал, он радовался победе – и все.

Интересно, а где мама хранит три миллиона баксов? Такая сумма – не шутка! Все же мама почти гениальный человек. А мы теперь богатые люди, и нам не нужно будет бегать на нелюбимую работу, и мы с Полиной сможем уехать вдвоем куда-нибудь на Багамы (другого моря, кроме Балтийского, я вживую не видел, а Балтийское море – не самое теплое). И мои обе Александры и дети тоже ничего не видели, а теперь, благодаря маме, все изменится. Кстати, я, наверное, не самый хороший отец: за два месяца, проведенных у Палкина, почти ни разу не вспомнил о своих детях – двух мальчиках и трех девочках, которых я очень люблю, когда вижу.

А мой Петербург тоже очень красив, невзирая на мусор на улицах. Когда городу исполнилось триста лет, этот мусор кто-то тщательно убирал, но прошло всего полгода, и этот кто-то убирать перестал. Говорят, в Париже почти так же грязно, поэтому для начала съезжу в Париж, и хорошо бы с Полиной, а потом уже в другие, более чистые города Европы: чистота и порядок ведь тоже могут в первый раз напугать непривычного к этому человека. О, а ведь теперь я смогу не работать и путешествовать по миру, и все это благодаря маме, самому умному человеку на земле (для меня, во всяком случае). Жаль, что у меня в карманах моей рабочей одежды нет денег: свою зарплату за два месяца работы я так и не успел получить, а зря – купил бы маме цветы, она очень любит розы, хотя какие розы за десять рублей двадцать восемь копеек! Даже самую захудалую гвоздичку не купить.

Машина остановилась напротив Большого дома, я вылез из нее, попрощался с водителем, и он сразу же уехал.

Два милиционера, скучающие у входа, увидев мою грязную фуфайку, оживились и направились ко мне. Общаться с ними абсолютно не хотелось, ведь в моих карманах не было ни денег (даже тех жалких десяти рублей двадцати восьми копеек), ни документов, а это означало, что менты меня почти наверняка задержат и начнут выяснять, кто я такой, где живу и чем занимаюсь, а это может затянуться на несколько часов, в зависимости от настроения стражей порядка. Поэтому я двинулся быстрым шагом в сторону Литейного моста. Менты сзади что-то закричали, и я тут же перешел на бег. Конечно, я не мастер спорта по бегу, но перворазрядника однажды обогнал. А сейчас, после двух месяцев ежеутренних занятий в «спортивной секции» Небабы я был в отличной форме. Вдобавок четыреста граммов коньяка, которые я засадил у Палкина, делали меня молодым, сильным и неуступчивым.

Сзади раздался выстрел, пуля свистнула слева от меня, и страх смерти мгновенно утроил мои силы. По Литейному мосту мчался уже олимпийский чемпион по бегу. Второго выстрела, которого я ждал и боялся, почему-то не последовало, в конце моста я оглянулся и никого сзади не увидел. Менты, очевидно, потеряли ко мне интерес. И правильно сделали: навара от меня они бы не получили.

Справа проявилась улица, ведущая к Финляндскому вокзалу и метро, я притормозил, но вспомнил, что в карманах у меня пусто, и побежал дальше. Конечно же, я мог бы у кого-нибудь стрельнуть жетон, но рядом со станцией метро наверняка пасутся менты, а от них ничего хорошего ждать не приходится, лучше уж я спокойно добегу до проспекта Просвещения, ведь двадцать километров – это не такое уж большое расстояние для сильного мужчины сорока лет, кем я пока еще являюсь.

Недалеко от Сампсониевского собора за мной увязался крупный кобель неизвестной породы темно-коричневого цвета, но он не преследовал меня как дичь, а, казалось, хотел составить мне компанию, чтобы мне было не так скучно бежать.

– Знаешь, дружище, сейчас я ничем не могу тебя угостить... – пояснял я ему на бегу, – но когда мы доберемся до дома моей мамы... тогда я устрою для тебя настоящий пир, – (пес припустил быстрее и даже обогнал меня). – Я бы с удовольствием пригласил тебя в гости... – оправдывался я, – но моя дорогая мама не любит собак, так же как и кошек и других животных... потому что у нее начинается аллергия от пыли в ваших шубах...

Кобель убавил скорость и два раза сердито пролаял, показывая, что он не одобряет мою маму.

– Ты не совсем прав, Лео... – снова обратился я к нему, – если ты не возражаешь, я буду называть тебя Лео... моя мама очень добрый человек, но у каждого доброго человека есть свои недостатки... кстати, мою маму зовут Мария, а мою любимую женщину – Полина... а я сегодня убил человека, ну если уж быть точным, то это был не человек, а оборотень в образе человека... а я лишь слегка ударил его кое-чем по голове, но ведь этим нельзя убить...