Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа

– Честных людей он не трогает, – сказал Лебедев.

Тем временем собака обнюхивала Цыкина.

– Так, – сказал тихо Лебедев, – она обнюхала Толю… И если только он ходил в магазин Федорова, она пойдет туда.

Лебедев вывел собаку на Большой проспект и сказал:

– Иди, возьми след.

Собака помоталась на углу Плуталовой и Большого и пошла в сторону магазина Федорова. Лебедев, Кунин и я пошли за ней. У книжного магазина собака остановилась.

– Она хочет войти, – сказал Лебедев.

Кунин толкнул дверь. Собака и мы вошли в лавку.

– Извините, пожалуйста, – сказал Лебедев, – вам не приносили сегодня на продажу географию Григорьева, Баркова, Крубера и Чефранова?

Хозяин магазина Федоров подумал и сказал:

– Приносили, и я ее купил.

– Аи да собака! – сказал Лебедев. – Вы не можете нам показать этот экземпляр?

– С удовольствием.

И Федоров достал из-под прилавка истрепанный учебник.

– Твой? – спросил я.

– Нет, – сказал Кунин. – У меня был для начальных классов, а этот – для старших. Это не мой учебник.

– Извините, – сказал Лебедев, и мы вышли из магазина.

– Довольно глупая собака. Зачем она сюда шла?

Теперь надо отводить ее к хозяину.

И мы пошли отводить собаку.

По пути мы встретили Лиду Соловьеву, которая сообщила нам, что только что встретила Цыкина, который покупал в ларьке на углу ириски.

– Значит, было на что покупать, – сказал Лебедев.

Через минуту мы встретили Цыкина.

– Покупал ириски? – спросил у него Лебедев.

– Откуда ты знаешь?

– Очень просто: у тебя липкие губы, к подошве твоего левого ботинка пристала конфетная бумажка, в такие бумажки обычно заворачивают ириски. Метод дедукции.

– А сколько я купил ирисок, ты тоже знаешь?

– Думаю, что знаю. Ты сперва скажи, сколько, примерно, стоит учебник географии Григорьева, Крубера, Баркова и Чефранова?

– А при чем тут учебник? Я так давно его покупал, что уже забыл.

– Я тоже думаю, что ни при чем, – сказал Лебедев. – Извини, нам надо отвести домой собаку.

И мы разошлись.

– Это не он, – сказал Лебедев. – Нужно положить на твою парту чистый лист папиросной бумаги, и на нем останутся отпечатки пальцев того, кто к ней прикасался. Затем предложим всему классу прикоснуться пальцами к чистому листу и полученные отпечатки сравним со снятыми нами с парты.

В этот момент собака залаяла и кинулась на Кунина.

– Что с тобой, Телемак? – сказал Лебедев. – На кого ты бросаешься? Совсем одурела псина. Куш! Отстань!

Мы дошли до дома, в котором жили знакомые Лебедева, хозяева собаки, и Ваня вернул им пса.

– Зайдемте ко мне, – предложил Кунин, – я вам покажу, какой мне подарили старинный кинжал.

Мы не могли устоять перед таким предложением и зашли к Косте.

Первое, что мы увидели у него на столе, был учебник географии Григорьева, Баркова, Крубера и Чефранова.

– Я его забыл дома! – воскликнул Костя.

– Вот почему на тебя кинулась собака, – сказал Лебедев. – Она не такая уж дура. Что же ты затеял всю эту историю с пропажей?.. Тут бы никакой Шерлок Холмс не справился.

– Забыл. Просто забыл, – сказал Костя.

А я подумал о том, как нехорошо подозревать в дурном своих ни в чем не повинных товарищей. И какое счастье, что Толя Цыкин не знал об этом. Он ведь даже не догадывался. И еще я решил, что Ваня Лебедев, в общем, хороший парень, но до Шерлока Холмса ему далеко.

У Ани Труфановой были светло-голубые глаза. Иногда они казались задумчивыми, иногда в них появлялись искрящиеся хитринки, а иногда они лучились улыбкой. В общем, это были такие глаза, что от них нельзя было оторваться. И я не отрывался.

У Ани Труфановой были такие светлые волосы, что казалось, будто в них заблудилось солнце.

У Ани Труфановой были такие руки, что с ней всегда хотелось здороваться.

У нее был нежный, прозрачный голос, и она слегка картавила. Представьте себе звенящие хрустальные колокольчики, которые слегка картавят.

Словом, Аня Труфанова была самой красивой в нашем классе.

И на многих партах было вырезано ее имя. А у меня ее имя была написано химическим карандашом на кисти правой руки.

Аня Труфанова всегда приходила в школу в хорошеньком платьице, у нее в волосах всегда горели розовые бантики, и от нее пахло какими-то нежнымипренежными духами.

А как она ходила! Ее походка была похожа на легкий, изящный танец.

Многие мальчишки были в нее влюблены. Но никто не пользовался у нее успехом. Может быть, только Сашка Чернов. Потому что он часто провожал ее после занятий домой и носил ее сумку с книгами.

– Просто мне с ней по пути, – говорил он.

Но мы-то знали, что он живет в прямо противоположной стороне города.

У Сашки на парте кто-то начертал: Аня+Саша = любовь.

Сашка два месяца стирал эту надпись, но не мог стереть. Это была добротная работа.

Когда Аню вызывали к доске, все мальчики хором ей подсказывали, хотя ей не нужна была подсказка – она отлично знала математику.

Как я был влюблен! Я шел в школу и думал об Ане. Я следил за ней во время уроков и старался быть ближе к ней во время перемены. Но что толку? Она не обращала на меня внимания. Она разговаривала с Черновым, с Чиркиным, с Рабиновичем и почти не разговаривала со мной. А я, честное слово, был тогда красивым мальчиком, и у меня всегда был великолепный пробор.

Может быть, написать ей письмо? – думал я. А что я ей напишу? И однажды я написал ей стихи:

Аня! Аня! Я не знаю,

Что тебе мне написать.

О тебе одной мечтаю,

Не перестаю мечтать.

Извини за эти строчки,

Я влюблен, имей в виду.

Я уже дошел до точки,

До чего ж еще дойду?

Я сложил вчетверо листок со стихами и, придя раньше всех в школу, положил листок в ее парту.

Не знаю, прочла ли Аня мои стихи. Думаю, что прочла, ибо она еще больше стала меня избегать, хотя ничего мне и не сказала. А может быть, они и не дошли до нее.

Через три недели у нас должен был быть школьный вечер. А я ходил печальный, задумчивый и даже не читал свою любимую книгу "Граф Монте-Кристо".

– Что с тобой? – спрашивала мама.

– Ничего особенного, – отвечал я.

И вдруг мне пришла в голову счастливая мысль.

– Мама, – сказал я, – научи меня танцевать. Мне это очень нужно. Мне бы хоть два урока…

– Это станет не дешево, – сказала мама, – но, если это так нужно, я готова оплатить два урока.

Мама взяла вечернюю газету и нашла объявление:

"Даю уроки бальных танцев. Изабелла Берберштейн".

Узнала номер телефона и подняла трубку.

– Барышня, будьте любезны, дайте двести сорок девять ноль пять.

(Тогда не было телефонов-автоматов, и абонентов соединяли телефонистки.)

– Будьте любезны, попросите к телефону Изабеллу Семеновну, – сказала мама. – Это Изабелла Семеновна? С вами говорит мать одного молодого человека.