Владимир Бабенко - Записки орангутолога

Я опасливо вошел в знакомый кабинет. Теплов молча сидел в углу и лишь изредка бросал на меня людоедские взгляды, а Людочка — украшение Кунсткамеры — уговаривала его успокоиться.

Я стал тихо бродить по его кабинету. За стеклянными створками старинного шкафа стояла масса интересных предметов. И каждый из них, как и всё в Кунсткамере, имел свою этикетку. Вот две грубо обломанных половинки доски с этикеткой гласившей «Испытание мужской силы Паши» (на самом деле — просто доказательство его успехов в каратэ). В этом же шкафу были громадная запаянная стеклянная ампула с красноватым песком и надписью на этикетке «Песокъ Сахары», длинные белокурые пряди шелка-сырца с этикеткой, надписанной рукой Теплова «Волосы отца Федора», метровая прямая кость (одна из тех, которыми Олег завалил всю Кунсткамеру) с этикеткой «Os penis Odobenus rosmarus », полковой барабан работы начала прошлого века, старинная студийная фотография — ефрейтор пехотного полка, у ног которого фотограф поставил для интерьера чучело маленькой собачки (почему-то на колесиках), невзрачный заспиртованный моллюск с этикеткой « Tochuina », окаменелый аммонит и паспорт одного из сотрудников нашего учреждения. Паспорт был открыт на второй страничке и каждый мог прочесть в графе национальность — «казах-еврей». Кроме того, в шкафу стояла большая бутыль с предостерегающей этикеткой «Азотная кислота». В этой емкости Юра держал для почетных гостей 70-ти градусную настойку полыни таврической собственного приготовления — настоящий мужской напиток.

Рядом с бутылью лежал странного вида металлический блестящий медицинский прибор, похожий на клюв утки с этикеткой, также надписанной рукой Теплова: «Расширитель Гигара».

Юра увидел, что я рассматриваю эту вещицу и вполголоса произнес так, чтобы слышал только я: «Я все-таки убью тебя, Вовочка».

Дело в том, что этот прибор когда-то подарил Юре я.

Кроме этого доморощенного музея в кабинете Теплова располагались небольшой ботанический сад и зверинец.

Юра, считавший себя большим оригиналом, в своем кабинете разводил цветы и содержал разную живность. На подоконнике у него прозябали орхидеи, которые несколько раз покушались на цветение, но благодаря стараниям Юры так и не зацвели. Здесь же, в цветочном ряду стояла большая хрустальная прямоугольная банка, вывезенная по репарации из какого-то германского музея после окончания Великой Отечественной войны. В ней росла бромелия, на листьях которой сидели хронически спаривающиеся тропические квакши, — Юра считал своим долгом эстета любить и различных гадов. На отдельном столе в кабинете Теплова стоял огромный плексигласовый ящик, «уведенный» им из экспозиционного зала, где этот прозрачный короб в свое время прикрывал ценный экспонат. Сейчас в этом ящике бегали три маленьких желтых пушистых цыпленка. Но они были лишь кормом для основного обитателя террариума — полутораметрового удава, недавно приобретенного Тепловым за огромные деньги. Удав уже неделю не обращал внимание на цыплят, и Юра вынужден был поить и кормить их, отчего террариум стал походить на птичий двор и во многом утратил свой эстетический вид. Рядом в трехлитровой банке огромная наземная улитка ахатина с хорошо слышимым хрустом скребла своим шершавым языком капустный лист.

В другом террариуме меньшего размера, постукивая раковинами, ползали с десяток сухопутных раков-отшельников. Эти животные были такие же неприхотливые как и удав. Юра поставил им тарелку с водой, где раки-отшельники, гремя раковинами, по очереди освежались. Кормил их малаколог однообразно, но калорийно. Он каждый день покупал в студенческой столовой ватрушку с творогом и изюмом, и его подопечные ракообразные в течение суток разбирали ее полностью. Сначала раки-отшельники выковыривали изюм, потом поедали творог, а затем, собравшись в кружок и подняв над своими домиками глаза-перископы, неторопливо клешнями пощипывали хлебные крошки.

Год назад Теплов привез из рейса по тропическим островам целую кастрюлю сухопутных раков-отшельников — в качестве прекрасных живых сувениров. Его с этой кастрюлей задержали на таможне во Владивостоке.

— Животных провозить не положено, — сказали Юре.

— А я животных и не везу, — отвечал Теплов. — Животные это кто? Слоны, тигры, коровы, собаки и кошки на худой конец. А это — раки, — и он потряс кастрюлей, в которой загремели раковины. — Это же раки, а вовсе даже не животные.

И тогда зоологически необразованные таможенники пропустили Теплова с его раками. Но таможня отыгралась на нем позже, в Москве, когда он собирался к своим коллегам-малокологам в Германию и вез в качестве презента прекрасно сохранившуюся раковину аммонита. На этот раз на Московской таможне его категорически заставили предъявить справку от ветеринара на животного, вывозимого за границу.

Напрасно Юра доказывал, что эти моллюски абсолютно не заразные для человека, так как вымерли несколько сот миллионов лет назад, и еще потому, что в то время, когда они жили, ни спида, ни чумы, ни сифилиса да и самого человека еще не было. На этот раз таможня добро не дала — аммониты остались в Москве, а малаколог поехал за границу без сувениров.

Любовь к экзотике Юра сохранял и у себя дома. Он обитал один в трехкомнатной квартире, и там его фантазия, не стесненная рамками Кунсткамеры бушевала вовсю. Одна комната была декорирована в японском духе. В одном углу Юра насыпал керамзит, а на нем уложил несколько булыжников (личный «Сад камней»). Рядом стоял большой таз с водой (малаколог называл его «Ивовым прудом»). В тазу плавали заморенные кои — декоративные японские карпы. Посреди комнаты в деревянной кадке росло деревце гинкго, а на стене висел настоящий самурайский меч — военный трофей, привезенный Юриным дядькой из Китая.

Другая комната была Тепловым оформлена под тропики. Здесь располагались огромные аквариумы, в которых не было воды. Там жили не рыбки, а орхидеи (некоторым из которых, в отличие от их собратьев в Кунсткамере, даже удавалось зацвести), а также ананасы, непентесы и саговники. В этой же комнате в клетке обитал белый какаду. Юре отдали птицу его приятели, так как какаду был извращенцем — он спаривался исключительно с волнистыми попугайчиками, причем обязательно с самцами.

В третей комнате была кровать, застеленная шкурой белого медведя, и письменный стол. Там жили и Теплов и его кот. Кота Теплов не любил. А не любил он его не только за то, что кот охотится на декоративных карпов и объедал бутоны орхидей, но больше всего за то, что животное регулярно забиралось в кадку с гинкго, упиралось в ствол дерева головой и только в этой позиции справляло свои естественные отправления. Юра спасал гинкго наматывая на ствол тряпки, елочную мишуру и даже колючую проволоку. Но ничего не помогало.