Константин Шаповалов - Недремлющий глаз бога Ра

Тут я и вправду чуть не скончался от неожиданности — над моей головой склонилась Хунхуза.

Подмышкой у нее был зажат кожаный шлем.

— Так кого ты хотел в ванную затащить? — спросил я у внутреннего голоса. Тот притворился отсутствующим.

— Quickstep! — заглянув мне за глазное яблоко, заключила сэнсей.

Буквально это можно было понять как "быстрый шаг", однако я знал, что на сленге так говорят про понос.

Услышав диагноз, Харерама ядовито улыбнулся, а я разозлился и потребовал одежду:

— I need any dress.

Пожав плечами, та перешла к Сперанскому.

Тут у меня немного съехала крыша — я решил наброситься на Харераму и силой отбить брюки. К счастью, тот успел прочесть это намерение и, со словами: “Wait, wait a minute!”, отпрыгнул.

Поднявшись, я присмотрелся к штанам ближайшего охранника.

— Великоваты, — шепнул внутренний голос. — И мужик тоже.

Тут Харерама достал из встроенного шкафчика кимоно и бросил на сетку.

Я повернулся к народу не лицом и переоделся. В спешке едва куртку с широкими каратистскими штанами не перепутал. Подпоясался.

— Пояс-то черный у тебя, дятел! — поздравил голос.

Как обладатель высшего дана, тут же решил поучаствовать в следующей тренировке, и, сговорившись с викингом и инфантой, наподдать китайской бандитке.

Только собрался подойти к ней поближе — Харерама подхватил меня под руку и увлек к выходу.

Тащит куда-то, как ястреб цыпленка, и просвечивает на предмет крамолы. При этом беззвучно шевелит пухлыми губами.

— Анекдот, что ли, расскажи, — думаю про себя.

— Щаз! — отбрыкивается голос. — За пивом не прикажете сбегать?

Не люблю этого хамского “щаз”, просто на дух не переношу:

— Тогда про ванную. Как ты себе это представлял, гинеколог? Типа я выскакиваю, и решительно…

— Они это любят! — подтвердил голос.

— … заламываю ей руки. Она, конечно, зовет на помощь…

— Притворно, дятел. А сама слабеет и одновременно тяжелеет.

— И, от слабости, по мордасам не бьет? Или — от тяжести?

— От желания, понял. Два года в рейсе!

— Три. Видел сколько здесь производителей — на все вкусы.

— А смотрела на тебя, межпроч.

Терпеть не могу это вот “межпроч”. Гусар, блин. Отключил его за ненормативную лексику и глянул на читателя мыслей — как он?

Вид примерно как у главбуха в день зарплаты, только сумеречности чуть побольше, а ненависти к человечеству поменьше. Ненамного. Ладно, думаю, сейчас вместо журнала “Оплошавшая Работница” полистаем “Антологию Клинических Случаев”. И начинаю излучать анекдоты про Штирлица.

Тем временем мы прошли с десяток коридоров, сворачивая в разные корабельные закоулки. Не пароход, а настоящий плавучий город: с перекрестками, площадями и зелеными сквериками под искусственным солнцем. Людей, правда, не видно. Вроде как повымерли они…

На всякий случай попытался запомнить дорогу, но безуспешно: слишком много дверей, и все одинаковые.

Едва плюнул на это безнадежное дело, мы вошли ещё в одну и оказались в темном прямоугольном зале, оформленном под природный грот.

Вначале я различил лишь сводчатый потолок и неровные стены, облицованные каменными плитами: будто в пещеру попали. А потом, когда глаза привыкли к полумраку, обнаружил у задней стены мраморный алтарь.

Это было изваяние лежавшей навзничь, головой от нас, гигантской женщины. Её слоноподобные, похожие на колонны, ноги почти упирались в свод.

Выстругано натуралистично, вплоть до мелких анатомических подробностей, которые на проверку оказались довольно крупными. Много мрамора ушло.

За алтарем барельеф: грубо высеченная фигура демона с козлиной головой. Выражение неописуемо свирепое! Над рогами два круга, внутри которых перевернутые лики Солнца и Луны. С глазками, ротиками, носиками — будто ребенок рисовал — но вверх ногами.

“Это та самая статуя Бафомета, которую по преданию вручил тамплиерам Князь Тьмы”, - всплыло вдруг в мозгу.

На телетекст не похоже. А похоже на отчетливую мысль — вроде как сам додумался. Хотя понятия не имею, кто такой Бафомет. Впервые это слово слышу.

В жар бросило, когда понял, что мысль не моя!

— Вот вам и тайны египетские, — рапортует по этому поводу Юстас Алексу.

“Почему египетские? — всплывает в сознании. — Совсем другая эпоха, двенадцатое столетие. А вот и сам господин Жак Моле, последний магистр ордена Тамплиеров”.

Оборачиваюсь, а Харерама, дружелюбно улыбаясь, протягивает столь же расположенный ко мне черепок какого-то бедного Йорика. И я понимаю, что при жизни магистр не был симпатичным человеком.

“Его сожгли на костре, но дух ещё не раз воплощался”.

Я инстинктивно отшатнулся, но какая-то упругая сила подтолкнула в спину, а череп завис в воздухе, на уровне моего лица.

— Корпус… скальпус… — шепчу про себя, — акт третий, сцена пятая. Приплыли…

“Так и живем мы, — проплывает вдруг в мозгу, — общаясь с благоуханными женщинами, углубляясь в отверстие, что скрыто у них, подобное отверстию в драгоценном камне, пьем нектар, что дают в изобилии нежные алые уста, подобные лепесткам водяной лилии, в объятиях сжимая сверкающие подобно брильянтам мягкие плечи. А те все, скудоумные, гибнут бесцельно в одиночестве, надеясь на наслаждение в мире ином…”

— Кто?! Кто это?! — ору.

“На залитую лунным сиянием террасу поднявшись, мы соединяемся с женщинами, чей лик подобен светлой луне. Прижимаемся устами к их устам алым, по блеску подобным блеску полной луны, грудью — к соскам их груди, сверканием подобным молодой луне, и этого наслаждения вновь и вновь повторяемого избегают религии приверженцы презренные…”

В ужасе понимаю, что вещает не кто иной, как сам улыбчивый черепок. Интимный дневник предводителя тамплиеров?

“Мы одного обличья люди, мы те, кто сначала с красавицами в притворную ссору поиграв, затем в объятья сливаются с ними, ласкают их, покрывают краской их прекрасные ноги, соперничающие в красоте с лотосом красным. И всеми частями тела своего до ног их дотрагиваются. Люди же отшельнического обличия, право, в заблуждении пребывая, не могут истину постичь, безумные, правильного пути не знают…”

От происходящего моя, непривычная к магическим ритуалам, крыша не просто едет, а несется со световой скоростью!

“Все эти напрасно мучающиеся дураки, видя на земле плотское наслаждение, бегут от него, страстно стремясь обрести на небе усладу. Да не подобны ли в этом они тем несчастным, которые жестокою жаждой томясь и воду увидев, прочь бегут от нее, полагая, что в месте ином, где как они слыхали то же есть вода, они смогут напиться?”

Хватаю её, улетающую, руками и вою. От жути. Или кажется, что вою, а на самом деле молчу. Или не молчу, а вою, но кажется, что молчу.