Андрей Яхонтов - Учебник жизни для дураков

Уходя, я прихватил с собой хрустальную вазу, ее в день свадьбы нам подарила теща. Хотел забрать и подаренное тестем ружье, но куда девать эти две громоздкие вещи, решительно не знал. Новый образ, в который я входил, предписывал забирать все ценное (или ничего не стоящее), попавшее под руку. Что я и сделал.

* ХВАТАЙТЕ ВСЕ, ПОСЛЕ РАЗБЕРЕТЕСЬ!

Завидев меня с вазой под мышкой, шофер окончательно уверовал, что я — свой.

И никаких сомнений быть не должно. ВСЕ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ, — ПРАВИЛЬНО.

В аэропорту с маркофьевским паспортом и билетом, извлеченными из внутреннего кармана его пиджака, я прошел регистрацию и присел отдохнуть в зале ожидания. Я был абсолютно безмятежен. Я начал новую жизнь, и никакие неожиданности не могли больше на меня влиять. Я не зависел ни от кого и ни от чего. Мне на все было плевать. Я жил ради себя.

Неуверенно ко мне приблизилось юное создание в голубых джинсах и с распущенными по плечам светлыми волосами и вопросительно на меня взглянуло. Я по-хозяйски нагловато улыбнулся и сказал:

— Дорогая Елена Прекрасная! Планы изменились. Полетишь со мной. — И прибавил: — Моя крошка.

Двое коротко стриженных мордоворотов были при ней. Видно, в своей-то неуязвимости Маркофьев был абсолютно уверен, а вот за девушку опасался.

* МЫ ВСЕГДА БОИМСЯ НЕ ТОГО И УВЕРЕНЫ НЕ В ТОМ.

Да и не такой уж этот Маркофьев был, оказывается, провидец. И даже не слишком начитанный, вот что я осознал.

Шекспироведы давно обнажили схему исторических хроник великого драматурга: сперва друзья приводят короля к власти, первым делом он расправляется с врагами, а следом — с друзьями, теми самыми, которые ему помогли. После чего оставшиеся в живых сподвижники убивают его самого. Идеально просто и точно — как в жизни. Но если все про эту схему знают, то почему же не могут избежать ее повторения?

Все, абсолютно все жизненные ситуации, катаклизмы, конфликты уже давно произошли и случились в истории, стали классическими и отражены в литературе. Все уже было, ничего нового ваша судьба к уже имеющемуся опыту не добавит.

Задача человека — вспомнить подходящий сюжет из истории и определить, в какой роли в этом сюжете он сам выступает.

Если бы друзья диктаторов почаще вспоминали почерпнутые ими еще в школе факты прошлого, разве они бы позволили, чтобы их предали закланию? Они что, лыком шиты, эти друзья? Я, например, не собирался класть свою голову на алтарь маркофьевской всепожирающей мании величия.

— Остаетесь здесь, — приказал я охранникам.

Они переглянулись. Поскольку ничего о подобной корректировке планов не знали и никаких инструкций от Маркофьева не получали. Но я держался уверенно, кроме того одна рука была в гипсе, другая сжимала хрустальную вазу (нормальный вид человека, собравшегося на курорт), а главное, — был в мешковатом маркофьевском костюме. Что, разумеется, насторожило бы любого думающего человека. Но ведь мы с вами уже успели убедиться: чем нелепее, несообразнее и наглее себя ведешь, тем естественнее и благосклоннее это воспринимается.

Да и не собирался я забивать голову размышлениями о том, что они думают и в чем могут меня заподозрить. Мне что, делать было нечего, как думать за них?

* НИКОГДА НЕ ГОВОРИТЕ И НЕ ДУМАЙТЕ ЗА ДРУГИХ. ИХ ЛОГИКИ ВАМ ВСЕ РАВНО НЕ ПОСТИЧЬ. ДО ИХ МЫСЛЕЙ ВСЕ РАВНО НЕ ДОДУМАТЬСЯ.

— Для вас есть другое дело, — сказал я. И назвал адрес, по которому они должны были поехать. Тот самый адрес, где я побывал накануне. — Там на лестнице двое козлов режутся в шахматы. Заберите у них вещи вашего шефа.

Охранники изобразили на лицах понимание. А мы с Еленой Прекрасной проследовали в самолет.

Если хотите жить для других, а не для себя — отложите этот Учебник и не дочитывайте, эта книга не для вас.

Если хотите жить в свое удовольствие, тогда…

* ПЕЙТЕ ШАМПАНСКОЕ.

* ЖИВИТЕ В ЛУЧШИХ ОТЕЛЯХ.

* УЖИН НЕ ОТДАВАЙТЕ ВРАГУ, А ДЕЛИТЕ С ХОРОШЕНЬКИМИ ДЕВУШКАМИ.

Ну, а уж если решаете лететь на самолете — только по украденному билету.

Когда мы взлетели и я начал задремывать в кресле, ко мне подошел и наклонился к моему уху мужчина. Небольшого роста и в измятой одежде. Лицо его показалось смутно знакомым.

Что-то он хотел сказать, но неохота было слушать. Я велел ему убираться.

* НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙТЕ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОТИТЕ!

Принесли обед. Елена Прекрасная, все время напряженно молчавшая, открыла свои коралловые (цвет помады) губки и с тревогой спросила:

— С Маркофьевым что-то случилось? Я знаю, я чувствую…

— Милашка, — сказал я. — Как тебя на самом деле зовут?

— Лена, — пролепетала она.

— Ленусик, — я и не пытался скрыть фальшивости своей улыбки. (Хотите, чтобы я улыбался? Так принято в человеческом общежитии? Ведь именно так принято обозначать свою приязнь? Пожалуйста, получите мою улыбку!) — Не твоего ума дело: где он и что с ним. Слушать теперь будешь только меня.

Мои слова и, главное, тон, которым они были произнесены, произвели нужное впечатление. Ленусик судорожно кивнула.

Спускаясь по трапу, я подставлял лицо жаркому солнышку.

Елена Прекрасная тащила багаж — и вздыхала, стонала и перекладывала из руки в руку свой здоровенный чемодан. Я оживленно вертел головой, любуясь пальмами и кактусами.

* ЖИТЬ НАДО ЛЕГКО И НАЛЕГКЕ.

— До чего я устал, — говорил я. — Ну, теперь хоть немного отдохну.

НА КУРОРТЕ С ЖЕНЩИНАМИ СЛЕДУЕТ ОБРАЩАТЬСЯ ТАК ЖЕ, КАК ДОМА, НА РАБОТЕ, НА УЛИЦЕ. А именно: плевать, не замечать, не реагировать. При попытке со стороны женщины привлечь к себе внимание — проявить грубость.

— Какого черта! Ты можешь мне помочь? — завизжала она.

— Заткнись, — огрызнулся я. — Не видишь, что ли, у меня рука болит. И потом я несу вазу.

ТОМУ, КТО НЕ ПОНИМАЕТ, НИЧЕГО НЕ ОБЪЯСНИШЬ. Пусть бы протерла свои глаза!

Она заплакала и поставила чемодан на землю. Я шел вперед, не оглядываясь. БАБЫ — ДУРЫ. РЕВУТ ПО КАЖДОМУ ПОВОДУ. Кто этого не знает?

— Со мной никто так не обращался! — крикнула она.

Но этим вряд ли могла меня пронять. Уж я-то наслушался за свою жизнь воплей. И не таких, а похлеще. Да и чихать мне в конце концов было, пойдет она за мной или останется. Таких, как она, я мог склеить сотню возле любой гостиницы. Они бы сами устремились ко мне. Что я, не знаю, их только пальцем (или чем-нибудь другим) помани!

На пути возник низенький человечек. Тот самый, который подходил ко мне в самолете. И что-то опять попытался мне сказать. Я отодвинул его плечом.

Уже когда я опускался на переднее сиденье рванувшей ко мне машины, подбежала запыхавшаяся Елена. По лицу растеклась косметика, волосы растрепались. Чемодан болтался в руках, как груз, который привешивают желающие утопиться, чтобы потом не всплыть.