Изабель Вульф - Мучения Минти Мэлоун

— Значит, Келли‑Энн Джонс станет звездой твоего фильма? — осведомилась я. Мы повернули к Ламбетскому мосту. Я надеялась, что мне удалось скрыть бешеную ревность под маской безразличия.

— Она хочет ею стать, — признал он. — Мечтает о роли учительницы мальчика — помнишь, я тебе говорил? Но, честно говоря, она старовата для этого.

— На вид ей лет двадцать пять.

— Минти, ей сорок три.

— Сорок три? — я никак не могла вернуть на место отвисшую челюсть. — Что ж, она явно пьет какой-то особый сорт кофе, скажу я тебе.

— Нет, Минти. Это же Голливуд. Над ее лицом поработали искусные пластики. Дважды.

— А…

— Вблизи она выглядит столь же естественной, как консервы. Нет, мне нужно молодое, свежее лицо, — задумчиво добавил он. — Я уже составил для себя примерный список кандидаток.

— А что случилось с твоим телефоном? — поинтересовалась я, когда мы поднимались по ступенькам Галереи Тейт вместе с сотнями других посетителей.

— Что с телефоном?

— Я несколько раз звонила тебе на мобильный, но ты так и не откликнулся.

— А, это… телефон у меня украли в первый же день. Разбили стекло в машине, которую я взял напрокат, и умыкнули. Поэтому ты и не дождалась ответа. — Мы шли по мраморным коридорам, где гуляло гулкое эхо, проносясь под арочными дверными проемами. В дальней части галереи открылась специальная выставка. «Абракадабра!» — возвещали огромные черные буквы.

— Абракадабра! — усмехнулся Джо.

Нашему взору предстало скопление странных и чудных предметов: робот-репликант, точная копия японского мужчины; портрет Джексона Поллока [91] Джексон Поллок (1912-56) — американский художник-абстракционист, работавший в так называемой капельной технике (разбрызгивание краски по полотну). из шоколада; красные пластиковые кувшинки в десять футов высотой; огромное солнце из желтого стекла. И тут мы завернули за угол и ахнули: перед нами, на постаменте, стояло сооружение для игры в настольный футбол, какого я в жизни не видела. Длиной в двадцать футов, по меньшей мере, с сорока рычажками. Увеличенная в три раза, роскошная версия обычного стола, какой есть в любом пабе. И самое главное, он работал.

— Vous voulez jouer? [92] Хотите сыграть?(фр.) — спросил Джо, и внезапно я перенеслась на год назад, в Париж. Джо протянул руку.

— Хочешь поиграть? — повторил он. Я взглянула на него и рассмеялась:

— Да. Давай играть.

— Чудесная пьеса, — восторженно проворковала мама. В субботу мы пригласили их с папой на ужин. Они зашли «посмотреть на котят», прежде чем Эмбер заберет выводок на новую квартиру. По крайней мере, таков был формальный повод. На самом деле им хотелось посмотреть на Джо.

— Обожаю театр, а ты, Джо? — ласково спросила мама, передавая ему салат.

— О да, — ответил он. — Я тоже.

«Супер, дорогая!» — проскрипел Педро.

— «Зимняя сказка» — просто необыкновенная пьеса.

— Да, необыкновенная, — кивнул Джо.

— Об искуплении и возрождении, — мечтательно изрекла Эмбер. — О том, что судьба иногда дает тебе еще один шанс, когда кажется, что все уже потеряно.

— А кого вы играете, миссис Мэлоун? — вежливо поинтересовался Джо, подливая маме вина.

— О, я не играю, дорогой, — воскликнула она. — Нет-нет, просто помогаю за сценой. Занимаюсь костюмами. Мы взяли напрокат костюмы из Шекспировского королевского театра, это сплошное наказание. На некоторых по тридцать пять петель!

— Неужели? — произнесла я с кривой улыбкой.

— А вы разве не хотите сыграть в одной из пьес? — спросил Лори, пока я сливала воду из посудины с молодым картофелем. — Уверен, из вас выйдет прекрасная актриса.

— Что ж, я не против, — мама слегка покраснела. — Между прочим, на следующей неделе прослушивание, может, я и подойду. Для пьесы Пристли, — уточнила она. — «Когда мы женаты».

— «Когда мы женаты»? — переспросила Эмбер, с улыбкой глядя на Лори и покручивая кольцо с квадратным изумрудом на левой руке.

— Когда захочешь, — ответил он. — Назови день. Я весь твой.

«Ничего себе!» — прохрипел Педро, захлопав крыльями.

— С понедельника Лори начинает работать ветеринаром, на полную ставку, — с гордостью объявила Эмбер. — Будет помогать бедным животным.

— И первое, что я сделаю, — сообщил он, косясь на Пердиту, которая вернулась из сада со своим выводком, — уложу на операционный стол твою кошку.

— Бедняжка Пердита, — Эмбер наклонилась и погладила ее. — Может, ей еще разок родить?

— И так слишком много бездомных кошек, — устало проговорил он. — Нечего плохой пример показывать.

— Есть уже желающие взять котят? — спросил папа, взял за шкирку Рыжика, самого толстого из котят, и посадил его на колени. Котенок замяукал. Малышам уже было по семь недель, и они почти перешли на нормальную пищу. Пора было подыскивать им хозяев.

— Хотите котенка, дядя Дэвид? — спросила Эмбер.

— Что?

— Хотите взять котенка?

— Хочу ли я котенка? — повторил он.

— Да. Вы с тетей Димпной можете взять котенка, если хотите. Возьмите Рыжика.

— Ну… — Папа неуверенно взглянул на маму. — Я бы взял, — сказал он. — Я кошек люблю, и теперь у нас есть время за ним присматривать.

— А Минти пусть возьмет Иисуса, — распорядилась Эмбер. — В память о моем годичном проживании на Примроуз-Хилл.

— Я бы оставила, — весело согласилась я, взяв котенка на руки. — Только, если ты не возражаешь, имя я поменяю. — Но в Испании чуть ли не на каждом шагу встретишь Хесуса, — заметила Эмбер. — Самое обычное имя. Как Фелипе или Хосе.

— Не знаю, мне как-то не по себе.

— По-моему, Иисусу тоже немного не по себе, — поддержал Лори, забрав у меня котенка. — Потому что это — девочка.

— Ну, надо же! — изумилась Эмбер. — О'кей, тогда назовем его Девой Марией.

— Нет, Мэри, — сказал Джо. Я знаю «кое-что о Мэри», — ввернул он с загадочной улыбкой.

— Пердита — очень хорошая мама, — сообщила я. — Почти не вылезала из коробки. Пару раз в день выбежит на улицу через кошачью дверцу и мигом обратно, к деткам, будто кухня горит. Очень серьезно отнеслась к своим обязанностям.

— Да, ей явно понравилось быть мамой, — согласилась Эмбер. — Думаю, нужно ей еще разок родить, ведь теперь я знаю, что делать. Роды — это так захватывающе, — восторженно поделилась она. — Как у кошек, так и у людей. Я об этом читала. Вы знаете, что во время беременности ребра женщины прогибаются, чтобы хватило места растущему плоду?

— Правда? — заинтересовалась я, бросив взгляд на баночку с витаминами, которую Эмбер держала на полке со специями.

— А мозг ребенка за первые двенадцать месяцев удваивается в объеме и к концу первого года достигает шестидесяти процентов мозга взрослого человека.

«Невероятно!» — прокричал Педро.

— Невероятно? — Эмбер в изумлении уставилась на Педро.