Александр Силаев - Так хохотал Шопенгауэр

Кстати, я удивляюсь: ну почему мир так беден именно на желания? Ну почему я не встречал толпы людей, которые хотели бы мирового господства? Да любой этого должен хотеть, это естественно, а вот хотеть всякой ерунды — не совсем естественно. Большинство людей исренне хотят себе только того, что почти что на дороге валяется, а о большем — не задумываются НИ РАЗУ в жизни, по крайней мере, не видно, чтобы задумывались. Здоровья хотят, божеской зарплаты, отсутствия опасности и врагов, сексуального партнера. Все. А губернатором стать не хочется. И депутатом госдумовским. Я уж не говорю о посту президента, полномочиях диктатора и мировой гегемонии. Не хотят, идиоты, здесь ведь даже ничего не требуется — пусть для начала захотят. Нет, куда уж нам, наша хата с краюшку… Вот это надо сдвигать в первую очередь. Никто ведь не хочет стать умнее всех! И никто не хочет быть самым сильным! То есть хотят, конечно — но единицы.

Ну ладно, власть, деньги, любовь, секс с достойным партнером — всего этого в мире ограниченное количество, лимит заставляет за все это драться насмерть. На всех не хватит, это очевидно, и здорово, конечно, что не хватит на всех. Если не хватит на всех, жизнь не остановиться вот это и здорово. Но есть вещь, очень прекрасная, которой хватит на всех. Там по определению нет конкуренции, там даже наоборот: если досталась одному, остальным тоже чего-то перепадает. Я говорю о Знании, о понимании, о способности в оценке подняться над массой. Господи, какой это кайф, что-то наконец понимать. Иногда только этого достаточно. С этим одиночество ерунда, с этим можно так хохотать… И вот Знания хватило бы всем. Нет, не хотят! Там не нужны двенадцатть подвигов. Там нужно только на минуту остановиться, и тормознуть всякую муть внутри, тормознуть всю суетень, с которой ты живешь в мире. Что проще-то, казалось — правильные книги читать? Лежать и думать? Сидеть и думать, ходить и думать? Причем там все интересно получается, если однажды что-то сдвинулось с точки движение пойдет, и не остановится, и доведет до какой-то правильной финальной картины. Не может не довести, такой закон у этого движения. Человек только делает первый шаг, дальше мир раскручивает все сам по законам этого движения. Просто надо выйти из привычного бытия. Выйти из круга обычного, как правило, очень скучного и серого существования. Подумать о каких-то иных формах бытия. О каких-то других стилях жизни. Достаточно поставить перед собой один вопрос и домыслить до конца. Только домыслить правильно. И тогда от одного вопроса все докрутится до того, что в ответе окажется весь мир.

Начал, допустим, думать о неправильном поступке друга — и додумался до того, как развивается человеческая цивилизация, какая геополитика и метаполитика, и социальная динамика, и расовые процессы. Это так: от неправильного поступка друга — к законам метаполитики. Это просто. Здесь только думать надо правильно. Но кто же у нас о неправильном поступке друга умеет подумать правильно? У нас только подумают, что собака он серая — друг-то. И все. Там нет выхода на закономерности, то есть некоего шага в абстрактное. Эмоции, чувства, прочая баламуть, и ничего выше. И огромное недоверие к тому, кто говорит, что есть что-то выше — на, возьми, только руку протяни. Сразу думают плохо о том, кто это говорит. Понятно, конечно, почему думают. Иначе бы пришлось подумать плохо о себе: на очень короткий, может быть, промежуток времени, но пришлось бы. Ну пришлось бы признать себя недостаточно развитым, менее развитым, чем вон тот козел — который осмеливается учить. Через очень короткое время этого козла можно было бы догнать и перегнать. Но при жестком условии: вот в эту минуту ты признаешь его умнее, выше и правильнее. В следующую минуту ты берешь себе его знания и начинаешь работать дальше. Но кто же согласится на мгновение признать себя недоумком?

Я приведу опять пошлый пример? Ну вот конец двадцатого века. И сидит в конце двадцатого века на лужайке русский шахтер. Плохо ему живется, шахтеру-то: шахта убыточная, денежек не дают, детишки есть просят, жена пилит. Вот такая неправильная жизнь. Что же наш шахтер делает? А выходит в голодовку, на маевку, на митинговку, еще хрен знает куда выходит. И все у него так получается, что кто-то другой виноват: директор там ворует, правительство дурит, буржуи весь хлеб сожрали. Из маевок и голодовок ничего не выходит — денег как не водилось, так и не водится. Ну а откуда им объявиться, если страна бедная? Назови премьера дураком, так он сразу на Луну сгоняет и деньжат привезет? Тут, конечно, только один выход есть — бросить к чертям всю эту канитель, завязать с мерихлюндией, задуматься и всю жизнь свою перемутить. Мужик он или не мужик? Перво-наперво надлежит наплевать на своих соратничков и сотрудничков, не вязать свои беды с судьбой угольной отрасли. Поискать и подумать, побегать и попрыгать. И допрыгаться в конце-концов. Найти другую работу, а перед тем найти новые знания, новый ум, новый уровень понимания. Ан нет. Если идти так, для начала нужно признать, что ты не мужик, что не достоин ты пока столь высокого звания. Надобно признать, что пока ты по жизни — так себе, лохан-лопухан. Что настоящие мужики в этой жизни уже другие, а не те, что стране угля дают. Что настоящие-то мужики если на митинги и выходят — то на трибуну. А голодают и пикетируют одни лопухи. Ну как такое признаешь? Даже если через полгода отвалится тебе денег, как сейчас-то расписаться в своей ничтожности? Чтобы вылезти из дерьма, надо себя сначала дерьмом признать. А это подвиг. А не все в нашей жизни способны на подвиги. Лучше жить в дерьме и чуствовать на своей стороне сермяжную правду, тем и радоваться. Так вот это простой пример, а бывают и посложнее.

…Вот тут-то в зале и зашелестели, а потом зашипели, а затем и вовсе начали кидаться тухлыми помидорами. Понял Шопенгауэр, что лишнего сболтнул, обидел, знать, кого невзначай. Он-то думал, что здесь интеллигенция восседает, а оказалось — и сюда пролетарии просочились. На самом деле, конечно, никто не просачивался. Интеллигенция в хилых землях водилась особая, похужей иного пролетария, если брать, конечно, с точки зрения Шопенгауэра. И обожала тамошняя интеллигенция тухлые помидоры. Как что неверно — так хвать помидор и давай пуляться. Сильные мира сего быстро усекли повадки тамошней интеллегенции. Поняли, в частности, что способна она толком на одно — питаться да пуляться тухлыми помидорами. Поэтому уважали ее несильно, покупали за грош десяток. А кого не покупали, те выходили на помоечку к бомжам и гнули им крикливые оппозиционные речи. Бомжи слушали краем уха, и лупили по тамошней интеллигенции из рогаток. Но тамошняя интеллигенция не чувствовала подлинного отношения к ней бомжей и бомжат. Поэтому считала себя народной. Поэтому, например, заступилась за простых парней, когда Шопенгауэр начал поливать грязью их тяжелую участь.