Алена the-mockturtle - Вивараульчеги

- И так будет с каждым, кто покусится на социалистическую собственность! - торжественно закончила она, развернула братьев Кастро к лесу передом, а к складу задом, и придала им центростремительное ускорение увесистым пинком.

Ощупывая пострадавшие уши, Фидельчег и Раульчег ретировались в заросли манго и задумались о смысле жизни.

В случае Фидельчега это была тушенка, потому что от физических упражнений на свежем воздухе аппетит у него разыгрался с новой силой. А в случае Раульчега это была Вильма, потому что последнее время он всегда о ней думал, и даже за едой, и даже вместо компота.

В конечном итоге, они все-таки заснули - Раульчег на правом боку, а Фидельчег на левом, потому что уши у них болели немилосердно. А утром уши еще и распухли и покраснели, так что их пришлось стыдливо прикрывать головными уборами. С этого дня в партизанской армии и началась повальная мода носить береты набекрень.

Фидельчег очень надеялся, что после ночного инцидента Вильма изменит свои взгляды на продпаёк. Он даже периодически посматривал на нее своим фирменным вглядом "обнять и плакать", благодаря которому в свое время получил руководящее место в студсовете Гаванского университета. Но Вильма в плане отзывчивости больше напоминала силикатный кирпич, потому что на обед Фидельчег получил все ту же порцию бататов и банку тушенки на двоих, причем половину этой банки превентивно уничтожил Раульчег.

- Не, ну я так не играю. - обиделся Фидельчег. - Это, извините, голодомор какой-то. Это геноцид отдельно взятого меня!

Он демонстративно отодвинул миску с бататами и ушел жаловаться советской разведке на подрывную работу гражданки Эспин в партизанском тылу.

Советская разведка сидела в кустах и уплетала макароны по-флотски. За спиной у разведки торчала рация, замаскированная под радиолу "Рига".

- Макарошек хотите? - любезно предложила советская разведка, и Фидельчег сказал, что да, пожалуйста, и можно с хлебом.

Потом, чавкая макаронами, он поведал разведке душераздирающую историю о вильминой продразверстке. И даже ухо опухшее продемонстрировал, в качестве доказательства.

Выслушав донесение до конца, советская разведка плюхнулась на спину и долго дрыгала в воздухе нечищенными кирзачами.

- Ойнимагу, - стонала разведка, - ой, мамамояженщина, нужно немедленно сообщить об этом в Центр!

А Центр сказал, что не надо, он и так все слышал, и предложил наградить гражданку Эспин медалью "За боевые заслуги". А товарищу Кастро влепить строгача по партийной линии, а то развел в тылах махновщину, перед соцлагерем стыдно.

- А у нас такой медали нет, - мстительно сказал Фидельчег. - У нас вообще медалев нет. Не наштамповали еще.

- Ну, наградите чем есть, - пожали плечами в Центре, - чем-нибудь полезным в быту наградите. Штанами там красными или отрезом на пальто...

- Наградим-наградим, - злорадствовал Фидельчег, в голове у него после макарошек уже созрел коварный план. - На всю жизнь наградим, уж не сомневайтесь... - и помчался обратно в лагерь, воплощать задуманное в жизнь.

По лагерю разливалась послеобеденная истома. Лохматые партизаны во главе с Чегеварой лениво доедали фидельскую порцию бататов. Неподалеку от них Фидельчег заметил Раульчега. Раульчег вдохновенно облизывал банку из-под тушенки, которую, ввиду отсутствия Фидельчега, благополучно оприходовал в одно рыло. А под пальмой у продовольственного склада сидела Вильма и проставляла на ящики с продовольствием инвентарные номера.

С огромным садистским удовольствием Фидельчег ухватил Раульчега за распухшее ухо и, широко улыбаясь, поволок его за собой.

- Чо я такого сделал-то? - вопил Раульчег. - Это ваще была моя тушенка, взаимозачетом за прошлый раз!

Услыхав его истошные вопли, Вильма оторвалась от продведомости и подняла на Фидельчега свои огромные прекрасные глаза.

- Дорогая товарищ Эспин, - не выпуская раульского уха, торжественно провозгласил Фидельчег, - за образцовую охрану продовольственного склада и эффективную организацию снабжения в тылу командование Повстанческой армии решило наградить вас Раульчегом! За все, как говорится, хорошее, не обляпайтесь, да.

Он надеялся, что Вильма обидится и потребует заменить Раульчега на красные штаны, и вот тогда-то с ней можно будет поторговаться. Но Вильма совершенно спокойно сказала, что вот спасибо, служу кубинскому народу, и не будет ли Фидельчег столь любезен отпустить раульское ухо, потому что теперь это ухо в некотором роде ее, вильмина, собственность.

Потом она усадила Раульчега на соседний ящик, погладила по голове и приложила к пострадавшему уху холодный компресс (в виде банки тушенки, разумеется).

- Бедный Раульчег, - говорила Вильма, и гнусный Раульчег немедленно начал изображать, какой он бедный и несчастный. - Связался со всякими бородатыми рецидивистами, а те ему чуть ухо не открутили. - здесь Раульчег, морда вражья, согласно закивал. - Оформим его в лазарет, на усиленное питание, а рецидивистов не оформим, пусть гуляют вальсом, сальсой, то есть...

- Аллё, гараж! - возмутился Фидельчег. - Это кто ему еще ухо открутил! Это кто ему еще шишек сковородником наставил! Иваще, это мой личный младший брат, так что гони его обратно!

Но Раульчег, сволочь предательская, сказал, что фигушки, подарок не отдарок, наградные документы уже оформлены, и изъятию он ну никак не подлежит. А Вильма еще и язык показала. Совсем одичала в этой Сьерра-Маэстре.

Потом они с Раульчегом заперли склад на ключ и куда-то сбежали, не иначе, оформляться в лазарет. А Фидельчег остался в одиночестве, без бататов, без тушенки и без младшего брата, которому хоть по башке можно было дать, еслечо. И пожалеть Фидельчега было решительно некому. Ну, не к Чегеваре же идти. Тот с утра прицеливался ампутировать фидельское ухо подручными инструментами под предлогом возможной гангрены.

„Вот и строй тут для всяких коммунизм. – скорбно думал Фидельчег. – Распоследнюю банку тушенки зажмотят, буржуины проклятые”. – и ему стало ужасно жалко себя.

Но тут пришла Селия Санчес. Она как раз притарабанила в лагерь сто двадцать ящиков продовольствия от пролетариев Сантьяго-де-Куба.

- Батюшки! - сказала Селия Санчес. - Кто это тебе ухо открутил, опять с Чегеварой "Капитал" не поделили?

- Даааа, - жалобно забасил Фидельчег, - на таком блокадном пайке только „Капитал” жевать и остается… - и, перемежая рассказ печальными вздохами, пожаловался Селии Санчес на всех оптом: и на Вильму, и на Раульчега, и на Центр с советской разведкой заодно.

- Ужас какой. - расчувствовалась Селия Санчес, прикладывая к фидельскому уху влажный носовой платок. А потом развязала рюкзак и скормила Фидельчегу весь свой сухой паек. Потому что она была очень добрая, хоть и дантист.