Алена the-mockturtle - Вивараульчеги

Удача, как известно, сопутствует смелым. Поздно вечером, когда космонавтское шобло только-только вошло во вкус, Фидельчег на цыпочках подкрался к терешковской пятиэтажке и по-хозяйски оценил обстановку.

В руках у вождя кубинской революции был страховочный пояс, свистнутый с передовой стройки, которую Фидельчег посещал в рамках официального визита, и моток веревки, добытый при тех же обстоятельствах.

Наметанным глазом партизана Фидельчег оценил расстояние до терешковского балкона и задумчиво потер окоченевший нос. Потом забрался на чердак, привязал конец веревки к трубе парового отопления и, насвистывая известную песню про парня в горы тяни, стал спускаться по отвесной стене.

Добропорядочные терешковские соседи с ужасом взирали на руководителя дружественного государства, который невозмутимо проплывал за окнами их квартир, болтая в воздухе белыми представительскими валенками.

Когда до терешковского балкона оставалось совсем чуть-чуть, Фидельчег немного не рассчитал. Вероятно, он слишком сильно раскачался на веревке, салютуя соседям поднятым кулаком и выкрививая «Патриа о муэрте», потому что вместо плавного приземления у него получилась классическая посадка на брюхо.

Брюхо въехало аккурат в банки с консервацией, которые товарищ Терешкова хранила на балконе.

- Дзынь! - сказала консервация.

- Ой! - сказал Фидельчег.

- АААА! - завопили пьяные космонавты в гостиной товарища Терешковой. - Кто здесь?

А товарищ Терешкова ничего не завопила - что с ней может случиться в стране победившего социализма?

Она просто достала из тумобчки табельное оружие и сказала: "Стой! Стрелять буду!"

- Да-да! – подтвердили космонавты, воинственно размахивая вилками. - Она пульнет! Она такая!

- Где тут стоять-то, - обиженно пробасили с балкона голосом Фидельчега, - когда кругом одна капуста... - потом чем-то похрустели и авторитетно добавили: "И огурцы!"

- Ой, мамочки! - всплеснула руками товарищ Терешкова. - У меня ж там консервация!

Потом она включила свет и с сожалением констатировала, что ошиблась.

Консервации на балконе уже не было.

Зато был Фидельчег.

С ушанки у Фидельчега живописными гирляндами свисала капуста, а в зубах торчал огурец.

- С днем рожденья! - торжественно прочавкал Фидельчег, презентуя товарищу Терешковой букет, из которого торчал лавровый лист и все та же капуста с грибочками.

- Чем я Гагарина кормить буду! - причитала Валентина Владимировна. - Он так огурчики любит! Малосольные!

- Ему хватит! - убеждал Фидельчег. - Они тут по всему балкону валяются! И в валенках еще, кажется, застряли...

- Сами вы, товарищ Кастро... валенок! - с чувством сказала товарищ Терешкова, смахивая с Фидельчега капусту его же букетом, а больше она ничего не сказала, потому что была очень воспитанная.

А космонавты сказали: "О! Грыбочки!" - и с энтузиазмом затыкали в Фидельчега вилками, потому что товарищ Терешкова, вот же жмотина, берегла все эти соленья исключительно для Гагарина.

Потом они притащили на балкон оставшуюся поллитру и там, на морозе, душевно ее ухлопали. Не отходя от закуски, да.

Но товарищ Терешкова в этом безобразии не участвовала, она переживала, что Гагарин остался без огурцов. До того переживала, что совсем было решила поговорить с Фидельчегом серьезно, чотакое, в самом деле, то пуговицу откусит, то консервацию расколотит, то под окнами в индейских перьях разгуливает... но тут Фидельчег и сам нарисовался, прошлепал в валенках по ковру и, сопя, стал вынимать из карманов с боем спасенные от космонавтов огурцы.

- Вот! - сказал Фидельчег, снимая валенки и вытряхивая их них на стол еще дюжину экземпляров. - Пусть подавится ваш Гагарин! Если надо, я ему еще апельсинов моченых хоть бочку пришлю! - и посмотрел на товарища Терешкову фирменным взглядом номер три, "по приютам я с детства скитался".

Товарищ Терешкова скосила глаза на фидельские носки в цвета кубинского флага, на свитер в оленях, снятый в тайге с какого-то геолога, на ушанку, сползшую на левое ухо, на следы от грязных валенок на ковре фабрики "Богатырь", и сказала: "Какая гадость эти ваши моченые апельсины".

И тут с потолка потекла вода.

Это на чердаке, не выдержав груза ответственности, лопнула труба парового отопления.

Но это уже совсем другая история.

Из всех искусств важнейшим для Фидельчега являлось пожрать. Почетное второе место занимало кино, а балет Фидельчег воспринимал только из первого ряда и только с цейссовским биноклем, без бинокля-то какой интерес?

Театр Фидельчег не воспринимал вообще. Хуже театра была только опера, где темно, уныло, все воют хором и ужасно хочется спать.

Единственным, что несколько примиряло Фидельчега с драматическим искусством, оставался театральный буфет. Потому что в театре вечно всякие страсти, а от страстей в мятущейся душе кубинского лидера обычно просыпался зверский аппетит. Однажды в Большом театре он до того распереживался, что весь первый акт уничтожал в буфете канапе с красной икрой, а в антракте вдруг увидал товарища Терешкову.

Товарищ Терешкова стояла в дальнем углу фойе, вся такая красивая, с программкой в руке, и интеллигентно пила кофе из маленькой чашки.

- Товарищ Терешкова! – обрадованно завопил Фидельчег, сгребая бутерброды в кепку. И все вокруг, снобы несчастные, зашикали так громко, что товарищ Терешкова, должно быть, не расслышала: она вздрогнула, поставила чашку на столик и умчалась в зрительный зал.

Но Фидельчег, как полагалось революционеру, сдаваться не собирался! Он нагрёб побольше бутербродов, зацепил у буфетчицы термос с кофе и отправился на поиски первой советской женщины-космонавта. Свет в зале к тому моменту уже погас, вся поганая интеллигенция чинно расселась по местам и приготовилась внимать какому-то ряженому, который тонко заныл со сцены о трудной судьбе и тяжелом детстве.

Отыскать товарища Терешкову в столь сложной оперативной обстановке было делом нелегким. По счастью, Фидельчег заметил, как какие-то запоздавшие театрасты движутся вдоль рядов на свои места, поминутно приговаривая „пардон”.

- Мильон пардонов! – громко и честно предупредил Фидельчег и решительно зашагал по чужим ногам, крепко прижимая к себе термос и кепку с бутербродами. Театрасты в креслах шипели, поджимали ноги, а один очкарик даже матом выругался, культурный человек называется!

Отвечать очкарику в том же тоне Фидельчег не стал, потому что был очень воспитанный. Он старательно шерстил ряд за рядом - в зале к тому моменту уже зрело глухое недовольство – пока окончательно не счел такой метод поиска неперспективным. Тем более, что один раз он чуть не принял за товарища Терешкову какую-то постороннюю даму, но вовремя опомнился, и бутерброды не пострадали.