Феликс Кривин - Пеший город

Пятеро шли к горизонту.

Ничего удивительного.

Счастье, как вы заметили, лежит за горизонтом, и настичь его можно, лишь переступив через горизонт.

Мелко-мелко семенила Мамзелька, которой ее Мамзёл назначил свидание за горизонтом. Переступи через горизонт — и конец, сразу под венец.

А Мамзельку распирало от любви, и так уже расперло, что того и гляди не добежишь до свидания. Поэтому она семенила быстро-быстро, словно пытаясь обогнать свой живот, который бежал впереди нее с довольно приличной скоростью.

За Мамзелькой шлепал Детина, а точнее — Дядина, потому что он давно уже вышел из детского возраста. Был Дядина косая сажень в плечах и семи пядей во лбу, но работы не мог найти ни для пядей своих, ни для саженей. А за горизонтом работы навалом, зарплаты навалом, продуктов навалом, вот он туда и нацелился.

За Дядиной чесала Тетёха, четырежды одинокая мать, и все пыталась заглянуть Дядине в лицо, не он ли отец ее младшенького.

За Тетёхой тыкался палкой в землю Слепой, которому нашептали, что за горизонтом намного лучше видимость. Здесь у нас, дескать, совсем плохая видимость, а там только глаза пошире разевай, чтоб не уперли видимость из-под носа.

Был там еще Глухой, которому просто хотелось узнать, что слышно за горизонтом. Он всегда этим интересовался: чуть что — уже уши навострил.

Пятеро шли к горизонту, но горизонт не давался, ускользал. Причем с той же скоростью, с какой они его настигали. И как ему удавалось свою скорость с ихней соизмерять?

Четырежды мать и столько же одиночка доставала сзади Дядину своими расспросами. Какая у него жена, вкусно ли готовит, чисто ли стирает и вовремя ли вытирает пыль.

Потому как сама Тетёха готовит так, что пальчики оближешь, стирает так, что никакая грязь не подступится, а убирает так, что хоть сейчас на международный конкурс уборщиц.

Дядина слушал невнимательно и все выспрашивал Мамзельку про ее Мамзела: сколько у него в плечах, сколько во лбу и сможет ли он на семью заработать.

А Слепой тыкался палкой, куда попал, и все допытывался, какая в этом месте видимость.

Глухой же, чтоб самого себя не заглушить, молчал и прислушивался.

Горизонт между тем не подпускал их к себе, соблюдая дистанцию, как на официальном приеме. Они уже не верили, что смогут его догнать.

И тут-то из-за горизонта вышел Шиманекий. Он был похож на ясное солнышко, которому не привыкать выходить из-за горизонта, оно делало это, может, тысячу раз. Но Шиманского омрачало то, что там, за горизонтом, он не нашел, кого искал. Может, найдет его здесь, перед горизонтом.

Его окружили, засыпали вопросами. Как ему удалось выйти из-за горизонта? Ведь для этого нужно сначала зайти за горизонт? А как за него зайти, если он убегает?

Шиманский им разъяснил, что догоняют они горизонт неправильно. Он убегает горизонтально, значит, горизонтально нужно его догонять.

По команде Шиманского все залегли и пустились в погоню лежа. Это, кстати, оказалось и не так утомительно.

Старт взяли нормально, но в самом начале погони горизонт почему-то скрылся из глаз. А может, это глаза у всех позакрывались.

И тут они увидели жизнь за горизонтом. Эту удивительную, сказочную, ни с чем не сравнимую жизнь за горизонтом. Это туда, если помните, звал Чепух Балбесу, а она отказывалась, отнекивалась, отбояривалась, упирая на то, что там, за горизонтом, у нее никого нет. Здесь у нее и сестра Болвана, и тетя Обалдуя, и бабушка Прохвоста, которой уже перевалило за сотню, а смерти ни в одном глазу. Умеет жить старушка Прохвоста!

А между тем за горизонтом все наши люди. Понабежали, понаехали, понапрыгали через горизонт. И разве не туда увел старый Шлюх молоденькую Остолопу? Теперь у них двое деточек, Прощелыг и Прохиндея, подают большие надежды, только не родителям, а тамошнему криминалитету.

Погоня за горизонтом была успешно завершена. Мамзелька сообщила, что там, за горизонтом, она успешно вышла замуж за своего Мамзёла, оставила ему ребеночка, а сама вышла замуж за другого Мамзёла, не своего, но тоже очень хорошего. Дядина на работу не устроился, но устроился на зарплату, это оказалось еще лучше, чем на работу, поэтому он планирует еще на одну зарплату устроиться. А Тетёха собрала всех мужей, какие были, и своих, и частично даже не своих, и теперь у нее большое семейство. Мужчины ее и готовят, и стирают, и даже подали документы на конкурс уборщиков. А что касается Слепого, то он вообще не хотел открывать глаза, потому что лучше видел с закрытыми глазами.

Глухой высоко подпрыгнул от радости, решив, что уже переступил через горизонт.

Но он не переступил. Просто Шиманский так громко захрапел, что Глухой услышал.

Василий Карпович взял в библиотеке книгу «Неинтересные биографии». В надежде, что на фоне этих биографий его собственная покажется интересней.

И он не ошибся. На фоне этих биографий его собственная заблистала всеми возможными красками.

Кто бы мог подумать, что у наиболее прославленных сынов человечества биографии самые заурядные, а наиболее захватывающие биографии у всяких бандюг, мошенников, проходимцев. Великий Кант все свои 80 лет прожил в одном и том же городке Кенигсберге, который впоследствии к 222-летию Канта, переименовали почему-то в Калининград, — где они только выкопали этого Калинина?

Может быть, от скуки, от серости жизни и совершались великие подвиги и дела? Во всяком случае, государство делало все, чтобы жизнь его выдающихся граждан была как можно более впечатляющей. Правда, изнутри проживать такую жизнь было трудно, мучительно, но зато со стороны посмотришь — глаз не оторвешь. А если бы государство не позаботилось, предоставило человека самому себе, не было б у нас ни «Записок из мертвого дома», ни «Архипелага Гулага», ни многих других замечательных произведений.

В книге «Неинтересные биографии» Василия Карповича особенно заинтересовала биография сэра Джонатана. Оказывается, он не всегда был сэром и Джонатаном, а был изначально Джо Натановичем, каких в доброй старой Англии было хоть пруд пруди. Был Джо Натанович вроде как писателем, но никак не мог сделать имя в литературе, потому что имени постоянно мешало отчество.

Когда его спрашивали об отчестве, он говорил, что ему отечество заменяет отчество, что само по себе было похвально, но недостаточно для анкет. А отказаться совсем от отчества, как уже входило в обычай, он не мог, ему было жаль такого красивого отчества, которое к тому же досталось ему от отца. Идею спрятать отчество в имени подал ему журналист Ной Маркович, который, став Ноймарком, получил место редактора в крупной газете. Джо Натанович последовал примеру редактора и при помощи имени Джонатан не только сделал себе имя в литературе, но и получил к нему добавление «сэр», что дало ему возможность запросто общаться и с сэром Томасом, и с сэром Исааком (был бы этот сэр просто Исаак, мы бы с вами на него посмотрели).