Владислав Егоров - Путь к вершине

В общем, единодушно порешили: от добра добра не ищут. И разошлись по рабочим местам.

Первое время, правда, некоторые смущались называть Геннадия Африкановича Наполеоном Пятым, но довольно скоро попривыкли, а потом уже и вовсе во вкус вошли. И закипела у нас деятельность пуще прежнего. У других то недовыполнение, то недопоставки, то низкое качество, у нас же всегда полный ажур, из месяца в месяц идем, как говорится, с нарастающим итогом. И опять же добиваемся этого исключительно под руководством непосредственного начальника. Вернее — под водительством.

Надо сказать, что, после того как почувствовал себя Геннадий Африканович Наполеоном Пятым, возлюбил он старинные слова и обороты, которые, если вдуматься, и действительно вышли из употребления преждевременно. Посудите сами. Взять хоть эпитеты, которыми мы обычно начальство характеризуем. «Уважаемый», «дорогой», «любимый» — и то стесняемся сказать. И слова эти уж больно стертые, затасканные, не отражающие в полной мере глубины чувств. А теперь послушайте, как звучат «достославный», «достопочтенный» или, скажем, «незабвенный», — это ж музыка для руководящего слуха, оратория, да и только.

Кроме любви к старославянским речениям проявлялись иногда у Геннадия Африкановича и другие, так сказать, неординарные причуды, могущие иному постороннему скептику показаться странными. Так, в скором времени сшил он себе треуголку. Признаться, увидев его впервые в этом головном уборе, коллектив оторопел: теперь-то уж недомогание начальника вылезет наружу. Но так как руководитель наш человек интеллигентный, воспитанный, то и треуголку он надевал, только когда шел от подъезда к машине и соответственно наоборот. Так что случайные прохожие принимали Геннадия Африкановича за популярного артиста, снимающегося в историческом фильме.

Когда отмечался пятилетний юбилей пребывания Г. А. Балбошина на вверенном посту, приготовили мы ему в качестве сувенира настоящий тульский самовар. А местный умелец дядя Леша, который трудится в мастерской но ремонту зонтов и чемоданов, той, что у рынка, и по совместительству выполняет граверные работы, по всей окружности водонагревательного сосуда вывел славянской вязью сочиненную общими усилиями надпись: «Неустрашимому воителю с упущениями, устроителю благополучия подчиненных, радетелю образцового правопорядка и крепкой трудовой дисциплины, несравненному стратегу, под мудрым водительством коего одержаны многие производственные виктории, в достопамятный день славного юбилея — благодарный коллектив».

Самовар юбиляр принял благосклонно, правда указал, чтоб в следующий раз заменили эпитет «мудрый» на «коллегиальный». Тут, естественно, мы зааплодировали, но Геннадий Африканович против обыкновения не улыбнулся по-отечески, а, наоборот, брови нахмурил и, повернувшись ко мне (подарок-то я ему вручал), высказался в том смысле, что самовар самоваром, но негоже нам забывать, что он не хухры-мухры, а Наполеон Пятый. Посему более приличествует ему шпага.

Намек мы поняли, стали обзванивать торговую сеть. Ни в универмаге, ни в коопторге, ни даже в культтоварах шпаг в продаже не оказалось. Взгрустнул коллектив. Но выручила нас главбух Алла Борисовна. Сильно смущаясь, заявила она, что сынок ее в юношестве увлекался фехтованием, был даже чемпионом областного совета спортивного общества «Динамо», только специализировался он на рапире, и одна такая с тех времен у них в доме сохраняется, потому как очень удобна для протыкания капусты во время ее квашения, чтобы выпустить, значит, образующийся углекислый газ.

Рапира ли, шпага ли, говорим Алле Борисовне, не до спортивных тонкостей, когда каждая минута дорога, тащите ее скорей, авось сойдет. Притаскивает Алла Борисовна свою рапиру, которая, кстати, выглядит вполне как шпага и к тому же находится в хорошем состоянии, ибо главбух наш, знаем, большая любительница квашеной капусты и прочих солений. Пока она за холодным оружием бегала, сочинили сообща надпись, не менее публицистическую, чем на самоваре. Но вот беда, к дяде Леше мы пришли, когда он уже отобедал. Шрифт умелец выбрал подходящий — готической конфигурации, но по понятным причинам допустил ошибки в расчетах, и уместилось у него на клинке только два слова: «Презревшему угрызения…»

Однако делать нечего, другой шпаги в наличии не имеется, съездить же в областной центр, поискать ее там, никак уж не успеваем. В общем, приготовившись к худшему, преподносим шпагу, то есть на самом деле рапиру, Геннадию Африкановичу. Прочитал он надпись на клинке и замер. Держит, значит, в одной руке якобы шпагу, другой лысину свою поглаживает, есть у него такая привычка, и молчит. Коллектив, конечно, застыл в опасении. Тут я решил каламбуром спасти положение: заслуги, говорю, мол, у вас большие, а надпись коротковатой получилась.

Геннадий Африканович еще с минуту помолчал, потом к вящей нашей радости отечески улыбнулся и изрек:

— Краткость — сестра таланта. — И, подумав, добавил: — Ты, Михаил Леонтьевич, запиши-ка эту мою мысль и не забудь ее при надлежащем случае обнародовать.

После этих слов, сами понимаете, невозможно было удержаться от ликования и троекратного скандирования «ура!». Вдохновились мы, новый прилив сил почувствовали и заработали с наивысшей отдачей — только арифмометры трещат. В кратчайший срок полугодовые показатели не только привели к желаемому знаменателю, но даже превысили. Там, где раньше было два процента роста, ухитрились пять вывести, а где пять — все десять. И за такой самоотверженный труд приготовились получить премии. Геннадий Африканович приказ отдал — каждому по месячному окладу.

Только приезжает из банка наш главбух Алла Борисовна вся в слезах. Увлек я ее в свой кабинет, дал водички выпить, спрашиваю, кто обидел.

— Ой, беда, Михаил Леонтьевич, — всхлипнула Алла Борисовна, — отказался банк деньги выдать. У них, говорят, подпись «Наполеон Пятый» среди распорядителей кредитов не значится. Если, говорят, у нас начальство сменилось, то должны мы из вышестоящей инстанции соответствующее уведомление представить. Объясняю им, что Наполеон Пятый — это вроде бы как административный псевдоним товарища Балбошина. Но там, вы же знаете, буквоеды, чернильные души. Денежки, говорят, мы платим настоящие, и поэтому на документе не псевдонимная подпись должна стоять, а подлинная. Придется, наверное, сигнализировать по инстанции. Геннадий Африканович золотой, безусловно, руководитель, но, если выбирать между ним и премиальными, тут и вопроса не может быть.

— Не спешите, Алла Борисовна, — говорю успокаивающе, — зачем же начальника менять, когда проще привести в соответствие его анкетные данные. Закон этому не препятствует. Я вот лично дважды отчество сменил и один раз фамилию. Очень простая процедура, никакого бюрократизма.