Владислав Егоров - Путь к вершине

БЫЛОЕ. Триптих. Из научно-фантастических: мемуаров пенсионера по труду И. П. Неустроева

Предисловие

Сила печатного слона

Чтение мыслей на расстоянии

Между строк

Некоторые суждения о мемуарной литературе вообще и о собственных мемуарах в частности

СЛАВНЫЙ РАЙЦЕНТР И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ

Знаменательные будни. Повесть-репортаж

У нас в Обрадовске. Повесть временных лет написанная их очевидцем П. И. Неустроевым

КОЕ-ЧТО ЕЩЕ

Авитаминоз. Научно-популярный роман

Красная стрела. Дорожные байки

Времена года

Чужая судьба (Из записок инопланетянина Антона Пришельца)

НЕМНОЖКО ГРУСТНЫЕ ИСТОРИИ

Anas penolope

Дочка выходит замуж

Папочка

Бутылка французского коньяку

Сон

Смысл жизни

Памятник

Мемуары эти передал мне мой сосед по лестничной площадке Иван Петрович Неустроев в минуту сильного душевного волнения, вызванного сообщением о переходе московского «Спартака» в первую лигу. «И они все-таки пошли на это!» — воскликнул он, обращаясь ко мне, когда мы поднимались в лифте на наш седьмой этаж. Не зная, кого конкретно имел в виду сосед, я ответил что-то неопределенное, вроде «им виднее», и мы разошлись по своим квартирам. Однако буквально через минуту раздался стук в дверь. На пороге стоял Иван Петрович. Он протянул мне пухлую картонную папку, завязанную белыми тесемками, и дрогнувшим голосом произнес: «Теперь, когда свершилось непоправимое, я имею моральное право разверзнуть свои уста».

Соседями мы были уже целых пять лот, случалось, беседовали на различные темы, в том числе и футбольные, но никогда прежде не употреблял Иван Петрович таких торжественных слов, которые как-то не вязались с белыми тесемками канцелярской папки, а именно последняя, судя по всему, и должна была олицетворять разверстые уста. «Здесь мемуары, — видя мое недоумение, счел нужным объяснить сосед, — я писал их исключительно для внутреннего употребления, но раз попрано самое святое…»

Иван Петрович втиснул мне в руки папку, тихо промолвил: «Не надо слов!» — и мужественным шагом направился в свою квартиру. Так ничего и не поняв, глядел я ему вслед. «Делайте с ними, что хотите!» — уже за закрываемой дверью раздался его голос.

На следующее утро, ни с кем не простившись, Иван Петрович Неустроев отбыл из столицы в город Жмеринку, где, говорят, и проживает по настоящее время. Адреса ни мне, пи кому-либо из других соседей он не оставил. Прождав полгода н не получив от бывшего соседа никаких новых распоряжений относительно его мемуаров, я решаюсь некоторые извлечения из них предложить вниманию читателей.

Откровенно говоря, большинство бумаг, находившихся в папке с белыми тесемками, трудно назвать мемуарами в точном значении этого слова. Так, под мемуаром № 1 значится листок по учету кадров, заполненный И. П. Неустроевым 21 декабря 1949 года. Мемуар № 6 представляет письмо, начинающееся словами «Дорогой Ванечка» и подписанное инициалами А. В. Мемуар № 11 — не что иное, как черновик доклада. Между прочим, хотя текст этого документа и написан рукой Неустроева, но встречающаяся в нем фраза: «Мы, рядовые труженицы, от всей души заверяем Вас…» — заставляет поставить под сомнение его авторство.

Среди бумаг такого рода находились три школьные тетрадки в клеточку, исписанные от первой до последней страницы мелким и довольно разборчивым почерком. Хотя пронумерованы были тетради не по порядку, но большая, слегка заржавевшая скрепка, которой они были сколоты, недвусмысленно указывала, что сам Иван Петрович рассматривал их как нечто единое целое. И действительно, содержащиеся в этих тетрадях рассказы о трех эпизодах из жизни Неустроева объединяет второй главный герой мемуаров (первым, в соответствии с законами жанра, является сам автор). Незаурядный теоретик и практик науки, — боюсь, его фамилия ничего не скажет читателю (такова до поры до времени судьба многих гениев научно-технической революции), — лицо это реально существовавшее (надеюсь, и существующее поныне), что могу утверждать с полной ответственностью. Не менее шести раз я лично встречал Ивана Петровича прогуливавшимся со стариком, приметы которого довольно точно даются в мемуарах, а однажды даже слышал, как сосед мой обратился к своему спутнику со словами: «Нет, Стенька, ты не прав!» Эта фраза достаточно ясно, на мой взгляд, говорит о том, что между первым и вторым главными героями мемуаров отношения были самые приятельские.

Что еще сказать об авторе? О внешности его распространяться не стану, потому что он категорически возражал против таких описаний. О его уме и сердце лучше всего поведают строки, написанные им самим. Скажу только, что поздней весной, летом и ранней осенью ходил Иван Петрович в светло-сером габардиновом плаще и зеленой велюровой шляпе, а остальное время года носил черное драповое пальто с черным каракулевым воротником и такого же цвета каракулевую шапку пирожком, из чего можно было сделать вывод, что служил он в ведомстве солидном и уважаемом.

И последнее необходимое замечание. Данных мемуаров я никогда не давал на консультацию ни частным лицам, ни организациям, никаких собственных суждений об их возможных достоинствах и недостатках также не высказывал ни автору, ни кому другому, так что упоминаемого Иваном Петровичем Неустроевым «соседа но лестничной площадке» прошу рассматривать как полемический прием.

В. Егоров, сосед по лестничной площадке.

Москва, март 1977

Мемуар № 5

Он робко остановился в дверях и негромко кашлянул, извещая о своем присутствии, и это его застенчивое «кхе-кхе» лучше всякой визитной карточки объявило, что посетитель мой принадлежит к малосимпатичному племени челобитчиков, которые, в отличие от ходоков, защищающих общественные интересы, а потому действующих нахраписто и с чувством гражданского достоинства, пекутся о чем-то своем личном и именно от сознания никудышности своих запросов постоянно робеют и смущаются, но и после того, как им в десятый раз объяснят всю несвоевременность и беспочвенность их притязаний, они тихохонько стучат в одиннадцатый кабинет и снова умоляют выслушать их буквально две минуты, после чего, мол, сразу станет ясно, где правда, а где справедливость.