Бренд Нокдаун и Ко. - Кот да Винчи

Сольный концерт Беса на крыше продолжался без какого-либо намека на антракт. Такого бельканто искушенная Флоренция еще не слышала. И Лео совсем не хотелось, чтобы появление нового таланта соседи как-то связали с его именем.

— Вот только переоденусь в чистое. Леонардо подошел к столу и взял истоптанную котом рубашку.

— Вовсе она и не испачкалась, — удивился он. — Только помялась немного. Но это мы мигом исправим.

Как ни странно, великий художник умел пользоваться утюгом, и не только как грузом при изготовлении эстампов. Разглаживая рубашку все на том же столе, он развлекал притихшего Сандро рассказом о своем питомце.

— Мой котик, — Бес на крыше, словно почуяв, выдал особенно пронзительную руладу, — очень воспитанное и чистоплотное животное. Он у меня, между прочим, три раза на дню умывается, а по нужде ходит исключительно на двор к соседям. Просто ангел, а не кот. А сегодня… ну ты же сам мужчина, должен понимать — иногда накатывает.

Закончив работу, Лео слегка встряхнул рубашку и развернул ее к себе лицевой стороной.

— Вот так! Теперь с меня хоть портрет пиши, — удовлетворенно сказал он. Затем вздрогнул и едва слышно прошептал: — Шесть на девять, с уголочком.

Неизвестно, что должна была означать эта странная фраза. Вероятно, высшую степень удивления. На свежевыглаженной рубашке отчетливо проступали отпечатки кошачьих лап.

— Ничего не понимаю! Ведь только что их здесь не было!

— Дьявол, — сказал Боттичелли заплетающимся языком.

— Сандро! — поморщился Лео. — Ты опять? Мы же уже мировую выпили. И не одну.

— Я не про то. Дьявол тебе рубашку пометил. За грехи!

С крыши донесся вой на пределе возможностей кошачьих голосовых связок. Вой усилился еще немного, вышел за пределы и оборвался.

— Не дьявол, — прищелкнул пальцами да Винчи, — а Бес.

Сандро подозрительно покосился на товарища.

— А какая разница?

— Дьявол — враг рода человеческого, а Бес — только мой личный. Помнишь, ты склянки о мольберт разбил?

— Транк! Транк! — Ботичелли очень убедительно взмахнул руками.

— Так вот, — Леонардо торжествующе повернулся к мольберту, — склянки разбились, настойка вытекла… Ах, зараза…

Торжествующее выражение покинуло лицо художника. Великолепный, тщательно выписанный пейзаж на портрете Моны Лизы превратился в набор размытых контуров домов и деревьев.

— Это все ты, — сказал Лео.

— Не все, — возразил Сандро. — Я только флаконами швырялся. А вылизал твою картину твой личный враг… то есть кот. Кстати! Придумал тебе отличное название для успокоительного. — Ботичелли снова повторил швырятельный жест и произнес: — «Транк вылизанный».

Да Винчи продолжал озабоченно рассматривать уничтоженный пейзаж.

— Слишком длинно? — спросил Сандро. — Ладно. Можно одним словом: «транквилизатор». Как?

— А нормально, — сказал Леонардо, отступив от картины на шаг. — Так даже лучше. Все будет словно в дымке…

— Слушай, — подал голос Боттичелли и уставился на дно бокала, — у меня уже дым в голове. Ты мне что-то про пятна на рубашке рассказывал.

— Да, — Лео рассматривал таинственный пейзаж уже с удовлетворением, — кот вывозился лапами в смеси нюхательной соли и настойки валерианы, потом прошелся по рубашке — следы появились. Потом они высохли и пропали. Потом я их нагрел — они опять…

Леонардо вдруг замолчал.

— Ты чего? — спросил Сандро и повернулся к другу.

Да Винчи в упор рассматривал очумевшего Беса, который, покачиваясь, сидел на подоконнике. Кот открыл рот и напрягся, но осипшее горло не выдало ни звука. Лео сорвался с места и бросился к Бестолоччи. Ботичелли вмиг протрезвел.

— Э! — крикнул он. — Он же не специально! Не трожь животное!

Но Леонардо уже трогал животное. Он подкидывал кота в воздух и вопил:

— Я изобрел невидимые чернила! Теперь Медичи меня не повесит, а наоборот!

Бес в ответ таращил круглые глаза и беззвучно орал.

— Ну почему же всем так не терпится навестить меня именно в тот момент, когда я особенно занят? — проворчал Лео, услышав очередной стук в дверь.

Он как раз дописывал новыми секретными чернилами последнее на сегодня послание Лоренцо Медичи. Еще минут пять, и он бы обрадовался гостю, но только не сейчас.

Впрочем, посетитель придерживался другого мнения — именно сейчас, и даже еще быстрее. Настойчивый стук повторился.

«Хорошо бы установить за дверью табличку, взглянув на которую, посетитель сразу понял бы, стоит ли заходить, — подумал художник. — Лучше всего с меняющимся цветом. Например, если табличка зеленая, значит, я готов принять гостей, а если красная — я занят, и лучше мне на глаза не показываться. А еще можно желтую — заходите, раз уж пришли, но ненадолго. И самое главное — менять таблички каким-нибудь рычажком, не выходя из дома. Хотя некоторым людям объяснять бесполезно — они полдня могут стучать».

— Да иду я, иду! Уже открываю.

Лео поставил заключительную точку и с сомнением посмотрел на разложенные на столе листы бумаги. Может, стоит их спрятать? Все-таки тайная переписка дона Лоренцо. А с другой стороны, пусть лежат. Все равно на них ни словечка не разглядишь, чернила уже высохли и стали невидимыми. Нужно только запомнить, где что лежит. Вот это, слева — в канцелярию римского папы. Среднее — венецианскому дожу. А справа — управляющему квасцовыми рудниками в Вольтерре, где семейству Медичи принадлежит солидная доля. Ладно, уж как-нибудь разберусь.

Посетителем, вернее посетительницей, оказалась Джиневра. Прямо с порога она направилась к дивану, уселась на краешек и привычным жестом достала платок.

— Прямо «диван слез» какой-то! — не удержался Лео. — Он же у меня высохнуть не успевает!

Но все-таки он испытывал смутное чувство вины перед подругой за не слишком удавшуюся аферу с расшифровкой. И дальше заговорил уже серьезно.

— Успокойся, пожалуйста, Джинни, и расскажи, что произошло на этот раз?

— А то ты не знаешь?! — всхлипнула Джиневра. — Джанкарло не простил мне своего позора и собирается со мной развестись. Да я и сама не хочу больше быть его женой, раз он оказался таким козлом. Но что мне делать дальше?

— Наверное, снова выйдешь замуж? — предположил Лео.

— Закого-о-о? — теперь Джиневра уже рыдала в голос. — Весь город уверен, что я наставляла рога Джанкарло.

У художника хватило такта промолчать, но Джинни с чисто женским чутьем угадала его мысли.

— Да, я наставляла, — сквозь слезы улыбнулась она. — Но совсем не с тем и не так, как все думают. И разумеется, никто никогда об этом бы не узнал. А теперь ни один старый баран не рискнет на мне жениться… чтобы не стать старым козлом. Хоть совсем из города уезжай.

— Что ж поделаешь, Джинни? — философски заметил Лео. — Все великие люди рано или поздно уезжали из Флоренции — Данте, Петрарка… Я вон тоже подумываю.