Джером Джером - Веселые картинки

— Я не думаю, что он тут играл большую роль, — засмеялся в ответ доктор. Разве только согласился сыграть свою роль. Это странная история. Некоторые не верят, но те, которые знают графиню, готовы согласиться, что эта история справедлива, потому что она характеризует ее очень хорошо. А я еще знаю к тому же, что она действительно справедлива.

— Хотелось бы мне услышать ее, — сказал я.

— Так я вам расскажу, — сказал доктор, зажигая свежую сигару и подвигая ко мне коробку.

— Предоставляю вашему воображению внезапно развернувшийся аппетит молодого человека к рюмочкам шери по шесть пенсов и к привычным с детства пирожкам. Он завтракал в лавке Сюеллей, пил чай там, подчас даже обедал котлеткой и пирожным. Может быть, из-за одного страха, что эта история достигнет до слуха матери, он признался Мэри в любви под чужим именем. Нужно отдать справедливость девушке и помнить, что она влюбилась и согласилась выйти замуж за простого господина, Джона Робинса, сына колониального купца, джентльмена, как она могла заметить, и молодого человека с значительным состоянием, но по положению немногим выше ее самой.

Первые сведения о том, что ее возлюбленный никто иной, как лорд К., будущий граф Б., было получено ею во время довольно тяжелого разговора с матерью графа.

— Я никогда об этом не знала, — утвердительно заметила Мэри, стоя около окна в гостиной над лавкой. — Клянусь честным словом, я этого не знала.

— Может быть и нет, — холодно возразила графиня, — но отказались ли бы вы, если бы знали?

— Я этого не могу сказать, — ответила девушка, — но тогда было бы совсем иначе с самого начала. Он ухаживал за мною и просил быть его женою…

— Мы не станем входить в такие подробности, — прервала другая, — я здесь не затем, чтобы защищать его. Я не скажу, что он поступил хорошо. Вопрос в том, какая сумма вознаградит вас за ваше вполне естественное разочарование.

Графиня хвалилась своей откровенностью и практичностью. По мере того, как она говорила, она вынула из ридикюля чековую книжку и, открыв ее, обмакнула перо в чернила. Я думаю, что выставление на вид этой чековой книжки было ошибкой графини. Девушка была умна, и, вероятно, видела, сколько затруднений лежит на пути к браку дочери торговца сукном с наследником графства и если бы старая леди была умной женщиной, разговор мог бы кончиться вполне удовлетворительно для нее. Но она ошиблась в том, что мерила весь мир на один аршин, забывая, что бывают разные люди.

— Прежде чем поступить сюда, мадам, я служила в качестве дамской горничной в таком месте, где видала много так называемого общества. Думаю, что я в состоянии буду быть такой же хорошей дамой, как многие, которых я знаю, если еще не лучше.

Графиня начала опять сердиться.

— Да кто же вас примет у себя в доме, закричала она, — девушку, которая служила в булочной лавке?

— Леди Л. служила в винной лавке, — ответила Мэри, — а это немногим лучше булочной. Да, кроме того, я слышала, что графиня К. была балетной танцовщицей, однако никто, как-будто, и не помнит об этом. Я думаю, что люди, доброе мнение которых чего-нибудь стоит, не будут противиться мне очень долго.

Девушка начинала уже потешаться над графиней.

— Вы говорите, — резко закричала графиня, что любите моего сына, однако, хотите разбить его жизнь! Вы его низведете до вашего собственного уровня!

Девушка выглядела в этот момент, по всей вероятности, очень хорошо. Хотел я бы побывать там, при этом разговоре!

— Мадам, ни с той, ни с другой стороны не будет никакого низведения до низшего уровня. Я очень люблю вашего сына, он один из самых добрых и самых лучших порядочных людей, но я совсем не слепа и вижу, что если один из нас обладает большим умом, чем другой, то это, главным образом, я. Я поставлю своим долгом приспособиться к положению его жены и буду помогать ему в его деле. Нечего вам бояться, мадам, я буду ему хорошей женою, и он никогда не раскается. Вы, может быть, найдете ему богатую жену, воспитанную лучше меня, но никогда не найдете ему жену более преданную его интересам.

Это замечание практически закончило разговор. Графиня была достаточно умна, чтобы понять, что на словах она только теряла; поэтому она встала, положила назад в ридикюль чековую книжку, и сказала:

— Я думаю, милая девушка, что вы с ума сошли. Если вы не хотите позволить сделать что-нибудь для вас, то весь разговор наш кончен. Я не спорить пришла сюда с вами. Мой сын знает свои обязанности по отношению ко мне и к своему семейству. Вы можете делать, как угодно, а я сделаю тоже со своей стороны.

— Очень хорошо, мадам, — сказала Мэри Сюелль, открыв дверь пред графиней, — посмотрим кто выиграет!

Но как бы храбро Мэри Сюелль не держала себя пред своим врагом, однако, я думаю, что она чувствовала себя довольно нехорошо, вникая в свое положение после ухода графини. Она знала своего возлюбленного достаточно хорошо, чтобы понять, что он будет мягче воска в крепких ручках своей маменьки. А сама она не имеет никакой возможности повлиять на него. Она еще раз прочитала несколько полудетских писем, которые он ей писал, а затем посмотрела на фотографию, висевшую в рамке над камином в ее маленькой комнатке. Это было лицо веселого, красивого молодого человека со слишком большими для мужчины глазами, но испорченное необычайно слабым ртом.

Чем больше думала Мэри Сюелль, тем она увереннее становилась в том, что он любил ее и не имел в уме по отношению к ней никаких бесчестных намерений. Если бы дело было только в ее руках, она могла бы рассчитывать сделаться в будущем графиней Б. К несчастью для нее считаться нужно было не с лордом К., а с теперешней графиней Б.

С самого детства и до сих пор лорду К. никогда не приходила в голову мысль оспаривать приказы его матери, а его мозг нелегко воспринимал новые идеи. Если Мэри и успеет победить в этой неравной борьбе, то будет обязана искусству, а не силе.

Она села и написала письмо, которое при любых обстоятельствах можно было назвать образцом дипломатии. Она знала, что его прочтет графиня, и имела в виду с самого начала и мать, и сына. Она не делала упреков и обнаруживала не слишком много чувства. Это было письмо женщины, могущей требовать права, но просящей только вежливости. Она выражала свое желание повидаться с ним наедине и получить от него самого уверение в том, что он желает, чтобы их сватовство прекратилось.

«Не бойтесь, — писала Мэри Сюелль, — я не стану надоедать. Моя собственная гордость не позволит мне настаивать на том, чтобы вы женились на мне против вашего желания. Я слишком забочусь о вас, чтобы причинить вам малейшую неприятность. Скажите мне только сами, что вы хотите, чтобы наше сватовство прекратилось, и я отпущу вас, не произнеся ни одного слова».