Джером Джером - Веселые картинки

Говоря правду, я не люблю графини Б. Она не принадлежит к тому типу женщин, которых я мог бы любить. Тем не менее, я колеблюсь в выражении этого чувства на том основании, что графиня Б., как я уверен, не очень бы опечалилась, узнав о моем мнении о ней. Я не могу допустить, что графиня Б. может быть заинтересована мнением о ней какого-либо человеческого или божественного создания, кроме графини Д. Впрочем, чтобы сказать всю правду, я должен сознаться, что для графа Б. она составляет идеальную жену. Она управляет им точно так же, как управляет всеми другими родственниками и слугами, от священника до графини-матери, но эта власть, хотя и крепкая, смягчена справедливостью и добрыми намерениями. Невозможно вообразить себе, чтобы граф Б. мог также хорошо жить с женщиной, менее склонной к управлению. Он принадлежит к тем слабоголовым силачам, добрым как дети, рожденным для того, чтобы их водили на веревочке во всех вопросах, от того, как завязать галстук, до выбора политической партии. Такие люди вполне спокойны, если их собственником является хорошая и умная женщина, но их стоит пожалеть, если они попадаются в руки женщины эгоистичной или грубой. В ранней молодости они становятся жертвами певицы с очень дурным характером или тех матрон средних лет, к которым священник причислял всех женщин. Под хорошим управлением они прекрасные мужья. Если же с ними обращаются дурно, они не говорят ничего, но как неудовлетворенные коты отправляются на поиски более доброй хозяйки, и обыкновенно успевают в этом.

Граф Б. обожал свою жену и считал себя счастливейшим из мужей. И, говоря правду, ни одна женщина не могла получить лучшего отзыва. До сих пор она отнимала его у всех своих соревновательниц и считала его своим собственным. Прежде же он повиновался матери с почтительностью, доходившею до глупости. Если бы графиня завтра умерла, он не был бы в состоянии высказать свое мнение до тех пор, пока его дочь и его еще не вышедшая замуж сестра, женщина сильного характера, привлекаемые друг к другу взаимным антагонизмом, не решили бы между собою, кому быть хозяйкой его и его дома.

Все-таки, едва ли можно сомневаться в том, что мой друг, графиня, не доведет графа Б. до здравого смысла, не поведет его социальной политики умно и энергично и не будет справляться с его делами в течение еще многих лет; она — красивая, здоровая и славная женщина, с кровью могучих предков в своих жилах, принимающая по отношению к себе те же предосторожности, какие она принимает и по отношению ко всем, зависящим от нее.

— Я помню, — сказал доктор, когда после обеда у него в доме, наши жены перешли в соседнюю гостиную, чтобы с большей свободой поговорить о прислугах, мужьях и других домашних вопросах, предоставив нам пользоваться вином и полумраком столовой, — я помню, — когда у нас была холера в деревне, лет двадцать тому назад, эта женщина оставила в середине сезона Лондон и приехала туда, чтобы взять на себя все заботы. Я не чувствую ни малейшего желания хвалить ее. Ей хотелось работать, она была в своей стихии, но все-таки работала она хорошо. Страха у нее не было. Она иной раз приносила детей на своих руках, если не было тележки с лекарствами под рукой. Не раз она просиживала всю ночь в комнате менее 12 квадратных аршин, ухаживая за умирающими мужем и женой, но все это никогда ее не трогало. Шесть лет тому назад у нас была оспа, и она прошла сквозь нее таким же образом. Я не думаю, что она была больна хоть один день в своей жизни. Она будет лечить этот приход, когда мои кости будут подпрыгивать в гробу, и долго будет устанавливать законы литературы, после того, как ваша статуя сделается знакомым украшением Венстминстерского аббатства. Она удивительная женщина, ко немножко слишком совершенна.

Он смеялся, но я открыл в его голосе признак некоторого раздражения. Мой хозяин выглядел человеком, желающим справиться с собою. Я подумал, что ему не совсем нравилась та манера, с которой эта важная дама налагает свою руку на все окружающее, не исключая и его и его работы.

— Слышали вы когда-нибудь историю брака? — спросил он.

— Нет, — отвечал я. — Чьего брака? Брака графа?

— Я бы сказал, — брака графини, — отвечал он.

— Так болтали в нашей местности, когда я впервые явился сюда. Но у нас случились другие странные вещи, и потому мы понемногу это забыли. Многие, я думаю, уже совершенно забыли, что графиня Б. сидела за кассой у хлебника.

— Неужели?! — вскричал я.

Замечание это, признаюсь, звучит слишком слабо на бумаге, как и все замечания.

— Это — факт, — сказал доктор, — хотя она не напоминает лавочницу, не правда ли?

Но зато я знал графинь, происходивших по прямой линии от Вильгельма Завоевателя, и порядком все-таки пахнувших лавкой, — так что одно уравновешивает другое.

— Графиня Мария Б. тридцать лет тому назад была Марией Сюелль, дочерью торговца сукном в Пантоне. Дело, приносившее для провинциального города достаточно большой доход, было, однако, не в состоянии поддержать семейство Сюеллей, состоявшее, как мне кажется, из семи мальчиков и восьми девочек. Мэри, самая младшая, должна была начать зарабатывать для себя хлеб тотчас же по окончании своего краткого учения в школе. Как кажется, она наконец, поступила на службу к своему кузену булочнику и кондитеру, хорошо зарабатывавшему в своем магазине на Оксфордской улице. Она, должно быть, была замечательно привлекательной девушкой, да и теперь еще она красивая женщина. Могу себе представить эту нежную, молочной белизны кожу, когда она была свежей и гладкой; да, кроме того, на западе Англии у девушек всегда бывают ямочки на щеках и глаза блестят так, как будто их только что вымыли утренней росой.

Лавка хорошо зарабатывала на так называемых «дамских завтраках». Это было в период моды на шери и сладкий бисквит.

По всей вероятности, ее одевали в какое-нибудь хорошо сидящее на ней серое или черное платье с короткими рукавами, показывавшими ее полные руки, и в таком виде она, приятно улыбаясь, летала между мраморными столиками.

В это то время увидал ее теперешний граф Б., тогда еще лорд К., только что вышедший из Оксфордского университета и совершенно незнакомый с опасностями Лондона для молодого человека. Он ходил с какой-то из своих родственниц к фотографу и пригласил ее к Сюеллю позавтракать, так как в те дни вход дамы в отель или ресторан был абсолютно невозможен. В то время Мэри прислуживала им, а теперь, все, сколько их есть на земле, прислуживают Мэри Сюелль.

— Он умно поступил, женившись на ней, — заметил я. — Я готов его за это похвалить.

Докторский лафит 64-го года был великолепен, и я с снисхождением относился ко всем мужчинам и женщинам, а также и к графу и графине.