Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

Тут ключ к российской тайне: мы не можем выполнить ни одну задачу, которую ставит эта власть, изначально чужая для нас, но гениально самоорганизуемся снизу. Если бы тогда бросили клич «Все в челноки!», если бы провели съезд челноков, выделили им льготы, устроили бы кампанию и потребовали бы от чиновничества горячо в ней поучаствовать, мы бы и сейчас ходили в обносках, производимых отечественной легкой промышленностью. Но власти тогда было не до народа, и народ решил свою проблему самостоятельно. Сегодня власть пытается добиться от него то инновационного бума, то демографического взрыва, то жилищного строительства, то сельскохозяйственного подъема, то любви, но отзыва не слышно. Между тем народ успешно решает свои жилищные, инновационные, демографические и даже — на дачах — сельскохозяйственные проблемы. Нам важно только, чтобы к нам не лезли. И все будет.

Так что давайте, давайте ставить памятники тем, благодаря кому реально выживает страна. Дачник и дачница с пьедесталом в виде бронзовой грядки. Гастарбайтер и гастарбайтерша с малярной кистью и отбойным молотком. Плюс солдатская мать, делающая за военную прокуратуру три четверти ее работы.

Это и будет коллективный памятник народу, спасающему себя и голосующему за любую власть — лишь бы не трогала.

№ 133, 23 июля 2009 года

Экспансия красоты приводит к ее девальвации: чего много, то дешево. Ценятся добрые.

Это заявление антропологов из Хельсинкского университета уже назвали сенсацией: красивых женщин в ходе истории становится все больше. Мужчина, напротив, почти не эволюционирует и остается таким же, иронизирует Sunday Times, каким вышел из пещеры. Я вам без всяких хельсинкских антропологов объясню, почему это. Дело в том, что в размножении мужчин смазливость — фактор второстепенный. Никто вообще не знает толком, что такое мужская красота. И слава богу. Красивая женщина имеет преимущественные шансы размножиться и воспроизвести свой фенотип, но в случае мужчины работают другие факторы — прежде всего приспособляемость. Так что в мире становится все больше красавиц, а мужчины… с мужчинами интереснее. О неочевидных следствиях этого эволюционного закона мы и поговорим.

Ну во-первых, тот факт, что красивая женщина перестает быть дефицитом, очевиден для всех, кто хоть раз в разгар лета дефилировал по Тверской или по Манхэттену. Парадоксальнейшим следствием этого факта является — не удивляйтесь — некоторое охлаждение мужского пола к красоте как таковой. Ни для кого уже не тайна, что прямой корреляции между умом и красотой нет и что красоте нередко сопутствуют взбалмошность и стервозность. Более того, взглянув на спутниц жизни наиболее умных и успешных мужчин, вы редко обнаружите среди них фотомодель и еще реже — роковой вамп. Жить с красавицей — пытка, она вечно озабочена сохранением своей красоты, а от готовки и уборки красота портится, а с самого начала обеспечить наличие горничной может ой не каждый… Красавиц любят, красавицам делают детей, красавиц домогаются, но живут не с красавицами, отсюда такое количество очаровательных матерей-одиночек и кинозвезд с безрадостной судьбой. «Не родись красивой!» — призывает хитовый сериал. Экспансия красоты приводит к ее девальвации: чего много, то дешево. Ценятся добрые.

Второе и куда более печальное следствие из этой эволюционной теоремы — появление нового типа мужчин: это мужчина, живущий с красавицей, вынужденно от нее зависимый. Ведь размножиться не так просто: чтобы от тебя родили и фенотип твой утвердился в веках, надо понравиться, добиться, внушить надежды. А красавицам нравятся вовсе не самые умные, и не самые сильные, и не самые надежные. Красавицам нравятся самые манипулируемые, которые будут ноги мыть и воду пить, а если и своевольничать, то лишь в строго отведенных пределах. Красавица охотно позволяет себе роман с романтическим бродягой, но рожать предпочитает от того, кем может вертеть, кого легко доить, — грубо говоря, от того, кто обеспечит ее красоте наилучшую сохранность. А такие ребята редко бывают большими молодцами — чаще они оказываются ловкими приспособленцами либо жестокими жуликами, которые дома тише воды и ниже травы, зато на работе вымещают свои унижения на подчиненных. Я знавал множество таких мужей: красавицы вертели ими, как хотели, а отдувались коллеги. Муж красавицы — вовсе не тот психологический тип, который заслуживает воспроизводства, но, кажется, преимущественные шансы именно у него.

А вы спрашиваете, почему мир становится с годами не лучше, а наоборот.

Вот поэтому.

№ 138, 30 июля 2009 года

К ловле гастарбайтеров и незаконных мигрантов подключилась автоинспекция.

К ловле гастарбайтеров и незаконных мигрантов подключилась автоинспекция. В Москве, а в особенности при въезде в нее, тормозят машины и проверяют документы. Среди бомбил в Москве полно незарегистрированных гастарбайтеров — существует даже неполиткорректный термин «шахид-такси»; «шахид-грузовиков» тоже хватает. За первые два дня отловили больше 300 незаконных мигрантов. Высылать, правда, не стали — оштрафовали и отпустили. Регистрация-то у них есть, только разрешения на работу нет. Получить его, даже при помощи посреднических фирм, которых расплодилось немерено и которые берут за услуги от 6 до 10 тысяч рублей, весьма хлопотно. Правда, я не очень понимаю, зачем оно вообще нужно. По-моему, ФМС в ее нынешнем многотысячном составе и с развесистым бюджетом нужна России не больше, чем женщине — ПМС. Женщины меня поймут.

Ловить гастарбайтеров, наверное, дело перспективное и увлекательное. И денежное: если с каждого слупить по две тысячи штрафа и за два дня отловить 300 человек, получится 600 тысяч. Гораздо проще, мне кажется, было бы так реорганизовать ФМС, чтобы получение разрешения на работу занимало не месяц, а несколько минут. Мне скажут, что тогда мигранты заполонят наши города, но ведь больше, чем их есть, все равно не станет. Трудовые резервы Средней Азии не бесконечны.

Упирается-то все в пресловутую проблему: надо ли бороться с их притоком? Что-то я не наблюдаю, чтобы безработные москвичи торопились на те рабочие места, которые занимают гастарбайтеры. А потому предлагаю спокойно подумать: ну хорошо, придадут ФМС не только автоинспекцию, но и МЧС, и армию, и отдельные подразделения ФСБ. И будут они ловить мигрантов. И, допустим, переловят всех. Что произойдет наутро?

Да ничего особенного. Жизнь в Москве остановится, только и всего. Прекратится строительство, какое еще осталось, встанет значительная часть транспорта, некому станет торговать фруктами, и вопрос еще, будут ли фрукты. Не знаю, как там будет с метро, а про дворников лучше не думать. Ремонтные работы в городе встанут или по крайней мере радикально затормозятся. Если ФМС стремится именно к этому результату, так ведь он достижим, не вопрос. Я только не понимаю, кому будет от этого лучше. Опыт такой, собственно, уже есть: в начале двадцатых годов прошлого века решили истребить старую интеллигенцию и вырастить свою. Ладно, истребили, частично выслали, частично разогнали по щелям. И что случилось? Не стало интеллигенции. Без нее тоже можно, конечно, но неинтересно. А так вот сразу, с наскока, она не получается: приходится растить. Этот процесс занимает, по моим подсчетам, лет тридцать. Пришлось приглашать заграничных спецов — инженеров, строителей и даже военных. Квалифицированную рабочую силу тоже надо растить, а ее в России по разным причинам сегодня нет. Деклассировали в девяностых, как интеллигенцию. Вот она и заезжает, и переловить ее в принципе не составляет труда. Вопрос — где взять свою.