Дмитрий Быков - Статьи из газеты «Труд»

№ 117, 30 июня 2010 года

Многочисленные опросы «Каким вам видится лицо России?» дали бы сегодня парадоксальный результат.

Как хотите, а во всем мире символом России надолго станет Анна Чепман. И если бы у российских идеологов было чуть побольше профессионализма, то есть ума, воображения и способности рискнуть, — они бы все минусы этого имиджа стремительно обратили в плюсы, но им слабо.

Самое глупое, что можно сейчас сделать, — утверждать, что никакая она не шпионка (хотя, скорее всего, так и есть). Иностранцам, конечно, трудно понять, что если нечто обладает всеми внешними признаками шпионки, оно для полноценного обвинения должно прежде всего шпионить, а если девушку ни на чем таком не поймали — увы, все мимо.

Иностранцы никак не возьмут в толк, что наличие большого количества денег, отсутствие определенных занятий и внятной профессии, родственники в КГБ (тоже живущие ныне за границей) и сомнительные способы завязывания близких контактов с западной бизнес-элитой — нормальный модус для большинства российских молодых людей, ошивающихся на Западе без особенной необходимости просто потому, что там перспективнее.

Именно в этом смысле Чепман-Кущенко и представляется мне истинным лицом России: нечто выглядит, как сверхдержава, пыжится вести себя, как сверхдержава, но на самом деле ничего не делает, а без этого все пуф.

Мне, кстати, хотелось бы надеяться, что Чепман шпионкой была — это улучшит мои представления об Отечестве. Но боюсь, что она просто болталась за границей, имитируя бурную деятельность. И если ей в самом деле хотелось познакомиться с британскими принцами-то уж, конечно, не для того, чтобы скомпрометировать их, а для того, чтобы пристроить себя.

Признавать, что никакой она не шпион, а обычная родственница высокопоставленного российского чиновника, да еще из силовиков, — никому не выгодно. Будь моя воля, я раздул бы из нее супершпионку, собиравшую информацию такого уровня, что нельзя обнародовать даже намек на нее.

В качестве символа державы она хоть и сомнительна, но эффектна: рыжая (хотя знавал я и порыжее), хорошенькая (хотя видывали и получше), с типично русским типом внешности (щечки, бюст), коммуникабельная, знает языки, без комплексов, белья не носит, такие позы знает, что закачаешься… Держится мужественно, ничего не признает (поскольку признавать и нечего, но мы же договорились…).

Весь этот набор качеств отвратителен, если речь идет о международной золотой молодежи легких нравов, но превосходен и весьма льстит Родине, если это все ради шпионажа.

Поэтому ближайшие действия такие:

1. Публикация слезливейших материалов о детстве Ани Кущенко — строгой отличницы, с детства мечтавшей служить России. Лучше бы сфотографировать ее сочинение «Кем я мечтаю быть» (Штирлицем, конечно).

2. Воспоминания соучеников по разведшколе: помогала котятам, спала не с ровесниками, а с книгой «Заповеди нелегала», чисто Гермиона.

3. Немедленное награждение званием героини России.

4. Сообщение о том, что дату нападения Грузии на Южную Осетию наша зоргиня передала Юстасу еще 22 июня 2008 года.

5. И только после этого — обмен Ани Чепман на дюжину настоящих американских шпионов, которые действуют же сегодня где-нибудь в России. Не могут не действовать.

Не говорите мне, что они тоже умеют только пилить бабло.

№ 122, 7 июля 2010 года

Сейчас у нас есть надежда, что главной целью власти являются не репрессии, а аккуратная расстановка моральных акцентов.

Бог его знает, может, у нас и правда оттепель: устроители выставки «Запретное искусство» А. Ерофеев и Ю. Самодуров отделались штрафами, хоть и немалыми (150 и 200 тысяч рублей соответственно). Могли бы, что называется, и шашкой рубануть — прокуратура просила по три года колонии-поселения, и суду пришлось лавировать между Сциллой государственного террора и Харибдой православного негодования.

Потому что православные фундаменталисты, вредящие религии больше, чем все запретное искусство вместе взятое, пели псалмы под окнами суда и недвусмысленно предупреждали, что в случае полного оправдания кураторов они ужо найдут возможность… Ну, вы понимаете…

Я не хочу сейчас вдаваться в детали — имели кураторы право глумиться или не имели, глумились или защищали свободу искусства, представляет ли художественную ценность Микки-Маус в Гефсиманском саду или заслуживает вердикта «фтопку».

Все это говорено-переговорено и легко итожится одним простым предложением: плюрализм так плюрализм, и если бы на запретной выставке наличествовали экспонаты, оскорбительные не только для Христа, но и для Магомета, и для Моисея, можно было бы по крайней мере о чем-то спорить. Но если для кощунства сознательно выбрано одно христианство, религия наиболее милосердная и свободная, то возникает вопрос о некоторой дискриминации. Ибо ясно, что куратор, поиздевавшийся над Аллахом, сам очень скоро попросил бы о государственной защите, а куратор, посмеявшийся над Холокостом, сделался бы нежеланным гостем в большинстве западных стран. Хулиган, задирающий равно и громилу, и интеллигента, достоин по крайней мере любопытства, но десятиклассник, демонстративно плюющий в очки только очкастым, заслуживает вразумления.

Сажать за подобные выставки нельзя, как и за любые ненасильственные действия, а штрафовать — милое дело. Обидно только, что светлое имя Сахарова, немало сделавшего для прекращения преследований за веру, отождествляется с либеральным кощунством. Но это уж дело личной совести кураторов, которые и без того натерпелись и заслуживают скорее сострадания.

Когда на глазах попа один комсомолец 20-х годов рубил икону и спросил нагло: «Что ж твой Бог ничего со мной не сделает?» — поп ответил спокойно: «А что еще с тобой можно сделать?» Меня гораздо больше занимает другой вопрос: принятие такого решения, конечно, не могло быть личным делом конкретного суда, при всем уважении к нему. Не ставлю под сомнение самостоятельность Светланы Александровой, но полагаю, что ее вердикт, выражаясь аккуратно, совпадает с государственной волей. И эта воля — в совокупности с некоторыми другими событиями последних месяцев — впервые заставляет испытать осторожный оптимизм. Ясно ведь, что отправка Самодурова и Ерофеева в колонию-поселение не усилила бы религиозных чувств в стране, но сильно обрадовала бы многих мерзавцев, желающих возвращения самоцельного государственного садизма.

А сейчас у нас есть надежда, что главной целью власти являются не репрессии (отлично позволяющие имитировать «наведение порядка»), не запугивание, не расправы, а аккуратная расстановка моральных акцентов. Если этот осторожный оптимизм в очередной раз окажется наивным и неуместным, прошу меня считать безответственным треплом, а Ерофеева и Самодурова — святыми.