Роман Трахтенберг - Вы хотите стать звездой?

Впрочем, пьяному человеку ничего не объяснишь. Разбор полетов будет завтра. Сегодня остается только работать, что я и делал. Пока не объявил перерыв, чтобы дать зрителям возможность передохнуть, спокойно перекурить, обсудить свои дела. Мне и самому нужно спуститься в зал, лично поздравить именинника. Кто же предполагал, что в перерывчике вся труппа, за исключением непьющего йога, упьется в мертвечину.

— Поздравляю, мы добрались до торжественного момента. Первый, да и последний в нашей сегодняшней программе конкурс на лучшее знание российских анекдотов! — объявил я, начиная второе отделение. — Вы начинаете анекдот, доходите до ключевой фразы и останавливаетесь. Если я эту фразу произношу — вы даете мне денежку, если нет, то бабки даю я. Ну, кто готов сразиться?

Публика оживилась. Но тут от входной двери раздался грохот, на который все и обернулись. Шум создавал музыкант, пытавшийся занять место в зале. Конечно, будь он человеком нормальным, — и понимая, что его коллега-артист, который, твою мать, и подкинул ему сегодняшнюю халтуру, то бишь я, работает, — прошел бы тихо и сел. Но ему правила вежливости оказались неписаны. Он демонстративно шагал через весь зал, отвлекая внимание от меня, стоящего как круглый дурак посреди зала с микрофоном. К тому же по ходу дела он пожимал протянутые руки и в довершение, как бы вместо фанфар, громогласно поздоровался и со мной, и наконец занял место в зале прямо по центру. Я продолжил монолог, но тут чудовище... неожиданно громко принялось комментировать мое выступление. Подобное поведение, как и опьянение, полностью противоречило его учению, что «мы здесь на работе», что «главные сегодня клиенты, и нельзя им мешать». Выпив, он решил, что стал единственным и главным героем вечеринки! Когда один из зрителей принялся рассказывать анекдот, он перебил его криком: «Даже я знаю этот старый анекдот!»

— Ну рассказывай! — вздохнув, разрешил я.

А как унять такую «великую звезду»? И звезда с умным видом рассказала анекдот, который не раз могла слышать, сидя в моем клубе или от меня лично.

— Правильно? — довольно поинтересовался он. — Тогда я выиграл! И отдайте мне деньги, которые выиграл. Да-да, передайте, пожалуйста, сюда.

Публика недоумевала, их что, разыгрывают?

— Сюда деньги, — музыкант подогнал медливших зрителей. — Да-да, давайте.

Ему передали мой, заметьте, выигрыш. После чего мне все же пришлось вежливо сообщить в микрофон специально для него, что мы договаривались выступать по очереди. И его выход следующий, а пока работаю я.

— Хорошо, — согласился он и умерил количество своих замечаний. Реплики с места стали более редки, и программа была благополучно завершена. По окончании я вдул с аукциона за небывалые деньги свою жилетку — сорок пять тысяч рублей — и решил смыться в заказанную заранее сауну, захватив с собою баб. Они к тому же все равно не могли стоять на ногах, и лучшим решением было их увести. Я знаю, чем заканчиваются такие вечеринки, а кроме того, не хотелось мешать музыканту, теперь ведь наступил его черед работать. Если вовремя не уйти из зала, народ побежит выпивать с тобой, а на следующего артиста положит. Хотя эта скотина и вредила мне, отвечать тем же сегодня совсем не хотелось. Тем более, он уже усаживался за рояль с видом короля рок-н-ролла. Ну что же...

— За эти мизерные деньги, которые вы, суки, мне заплатили, — неожиданно услышал я его реплику, — сыграю вам только двенадцать песен. И ни одной больше. А если захотите еще, то нужно доплатить.

«О-о, началось!» — понял я и увеличил скорость выхода с поля боя в баню: от греха подальше. К счастью, гости, нарывшиеся не меньше его, не догнали, что им объявили.

...Из сауны я вернулся к концу выступления, чтобы поддержать великого артиста. Выглядел он очень недовольным, все его раздражало; а как может чувствовать себя человек, которому давно и невыносимо хочется лечь спать. Ведь он выпил литр вискаря еще до выхода и продолжал догоняться постоянно. Только вместо того, чтобы спокойно «отрубиться», он, превозмогая себя и свою лошадиную вискариную дозу, вынужден был работать.

— Кто поет в микрофон вместе со мной?! — неожиданно остановив песню, спросил он.

А почему бы и не петь? Его же и приглашали, потому что его песни популярны. «Виновник» нашелся,

— А мне можно петь с тобой? — поинтересовался я.

— Можешь немного подвывать, но только когда идет музыкальный проигрыш, — милостиво разрешил он.

Ну конечно, а как иначе. Только он здесь и звезда, а все остальные просто говно. Правда, если я еще готов плюнуть на его мнение обо мне, то как ко всему этому отнесутся заказчики — серьезные люди — оставалось только догадываться. На всякий случай я попытался утащить и его в сауну, с глаз долой. Только он сбежал из зала в неизвестном направлении. Бабы тоже вскоре испарились, так как им предложили деньги за то, чтобы они танцевали до конца вечера, и они полетели устраивать «лесбийский номер», потом «раздеть именинника и попрыгать на нем», потом сделать еще чего- нибудь, короче, пьянка требовала продолжения и развития. А мы с йогом остались сидеть в сауне, отдыхать, пока не заскучали. Тем более что йог не пьет, а я в одиночестве много выпить не могу. Вот в этот славный момент мне бы лучше пойти спать, но черт меня дернул пойти посмотреть, как протекает веселуха.

...В гримерке две моих красавицы собирали вещи, чтобы поехать... покупаться в море. Нет, мы, конечно, находились на юге нашей родины, однако же на улице стоял февраль и температура воздуха минус пять, воды — примерно плюс пять, а сейчас вообще-то ночь, и море синее может несколько штормить. Как, впрочем, и их самих. Но они сообщили, что такая мелочь не способна остановить двух амазонок. Им надо освежиться, жаль, они не уверены, найдут ли сейчас машину. А если не найдут — способен ли администратор дать указание, чтобы их отвезли туда... Плюнув в сердцах на этих шизующих русалок — ни суп сварить, ни вые...ть, — я побрел спать. Но в коридоре гостиницы налетел на еще одну свою совершенно невменяемую танцовщицу, которая шастала по гостинице в чем мать родила. Она искала аптеку, чтобы купить презервативы, вот только одеться забыла. Как танцевала в ресторане, так в «сценическом костюме» и ушла по делам. Ее лишь немного беспокоило, почему окружающие — простые жители пансионата и персонал — так странно смотрят на нее. Может, у нее помада размазалась? Впрочем, углубляться в этот вопрос ей было совсем некогда, и она побежала дальше.

«Мать-мать-мать!» — пронеслось в голове моей эхо. Чем кончится такая ночь, думать не хотелось, и я грохнулся спать.

С утра гостиницу лихорадило. Полагаю, весь персонал с замиранием сердца ждал, когда же, наконец, мы оттуда съе...ся?! Но, кажется, никто, кроме меня и трезвого йога, не спешил их радовать. Более того, начиналось самое страшное. Ко мне подлетел администратор и сказал, что девочек нет. Номера закрыты, трубки не берут. Хотя им всем сказано, что выезжать надо в девять утра.