Эдуард Успенский - Клоун Иван Бултых

— Народ — это вы?

— Нет. Это я и бабушка.

— Что-нибудь важное?

— Боюсь, что да.

— Ладно. До вечера. Только позвоните мне для контроля.

Вечер. Звонок для контроля. И вот подъезжает машина.

— Садись, — сказал босс и открыл мне дверцу. — Поехали, Володя.

Машина побрела по вечернему городу. Володя, кучерявый шофер-хулиган, одним глазом на дорогу смотрел, другим на меня косился.

— Ну, — спросил босс, — во что мы соизволили влипнуть?

Я рассказал. Толково и коротко.

— Более чем занятно, — откомментировал он. — Но в этот раз, кажется, Иван Николаевич, тебе крышка. Если вы выкрутитесь, молодой человек, я буду удивлен.

Тут я психанул:

— Что, уже ни одного честного дела сделать нельзя, чтобы тебя за идиота не считали?

Пауза.

— Да только я все равно выиграю! Пауза.

— Я в этом не уверен. Понимаешь, ты никак не можешь оценить среду, в которой ты живешь. А она очень, просто чрезвычайно косная. Вот представь себе, что какой-то великий начальник даст тебе весь цирк под управление. Тебе кажется, что все пойдет по-новому. Ты сделаешь шикарные программы европейского уровня. Привлечешь лучших юмористов, актеров, укротителей. Правильно?

— Правильно.

— И начнется новая жизнь. Которая, может быть, повлияет на другие цирки и эстрады. Так?

— Так.

— Так вот запомни — после первого же представления от зрителей пойдут возмущенные письма в ЦК. «Не надо нам такой новизны», «Нам не нужны бессодержательные программы», «Где патриотизм и любовь к Родине?»

— Насчет нового цирка не знаю, а в моем случае что-то может получиться.

— А вдруг? Смешной ты юноша! Ладно, расскажи нам с Володей что-нибудь веселое. А то мы с ним измучились. Он в машине, я в аппарате государственном. Расскажи, как тебя когда-нибудь куда-нибудь не туда занесло. А потом поразмышляем.

Что верно, то верно. Именно несет меня всегда. Но, что удивительно, несет меня всегда не по течению, а против. Вот вам, пожалуйста, типичная и яркая история.

Наш завод был завод опытный. Он осваивал новые автопилоты, налаживал технологический процесс, а потом передавал на другие заводы для серийного производства. И всю дорогу наши на этих заводах целыми командами крутились.

Дмитриев часто ездил и меня с собой брал. Как инженера и сборщика. Я был очень для него удобным. И собирать приборы мог своими руками, и чертежи читал. И вот оказался я как-то в городе Чистоомуте. В командировке.

Иду я по улице. Вижу: рыбный магазин. Ну, нечего мне делать в рыбном магазине! Живу я в гостинице, кормлюсь в ресторане, задаром мне этой трески не надо или хека.

А все-таки несет меня туда. Захожу.

Смотрю — селедка продается. Прекраснейшая селедка! Один человек ее покупает. И говорит:

— Заверните, пожалуйста!

— Не во что.

— Как же я ее понесу? — кричит он. — Она же ведь мокрая!

— Как хотите, так и несите. Нет бумаги у нас.

— Безобразие!!! — кричит человек.

Тут я понял, зачем меня в магазин занесло. И тоже стал возмущаться:

— Странный покупатель пошел, — говорю. — Ему селедку дают, а он бумаги требует! Сегодня ему селедку заверни, завтра веревочкой перевяжи. А послезавтра он захочет, чтобы ему селедку на дом доставили. Так ведь до чего докатиться можно? До коммунизма полного! Нет, с такими людьми нам с горторгом не по пути. Дайте мне семь штук самых красивых. А бумаги не надо!

Взял я три штуки в одну руку, четыре — в другую и пошел против течения на улицу. Иду, сам не знаю куда. Вдруг вижу вывеску:

Вот то, что мне надо. Вхожу, спрашиваю:

— Где тут у вас главный начальник сидит? Бывший…

— На втором этаже пятая комната. Только он не бывший, а всегдатошний. Он пять лет уже у нас.

Стал я раздеваться. Как пальто снять? Я гардеробщице говорю:

— Вы селедку подержите, пока я один рукав сниму, а потом мы поменяемся.

Она видит, человек одет хорошо, не скандалит, не ссорится. Селедку принес. Мало ли что: может, человек подарок хочет сделать начальнику или комиссия какая селедочная. Она и предлагает:

— Идите прямо в пальто. Прямо в кабинете и снимете.

Пошел я в кабинет к начальнику т. Григорьеву Н. К. Секретарша спрашивает:

— Вы почему в пальто? У нас совещание.

— А я, — отвечаю, — именно на это совещание и пришел.

— А это что?

— Это я образцы принес. Стала она меня раздевать. Три селедки взяла — я руку аккуратно вытащил. Потом вторую так же. Так и стоим. Три селедки у нее, четыре — у меня.

— Как про вас доложить?

— Иван Бултых из центра.

— Знакомая фамилия, — говорит.

— А как же? Очень известная фамилия. В широких общественных кругах общественности.

— А что с образцами делать?

— Помогите мне их занести. Вошли мы в кабинет.

— Николай Константинович, к вам товарищ Бултых с образцами.

Тов. Григорьев Н. К. встал. Смотрит на меня. Я с селедками. Две в одной руке, две в другой. Секретарша тоже с сельдью развесной в разных руках. Из одной они вместе выскальзывали.

— Давайте знакомиться. Подержите, пожалуйста.

И селедку ему протягиваю, чтобы руку освободить для приветствия. Он селедки взял, со мной поздоровался. Секретарша свои образцы кому-то передала и к телефону бегом. Только два человека в кабинете остались, селедкой не охваченные. Я им каждому по селедке протянул:

— Посмотрите, как вам это нравится? Они взяли. Стали рассматривать. Теперь все в кабинете стоят, селедки за хвосты держат. Положить нельзя: мокрая она, сочная, а выбросить жалко — селедка прекрасная.

— Зачем вы их принесли? — говорит начальник торга. — Что за образцы? Ничего не понимаю.

— Это образцы того, как у вас в городе торгуют неправильно.

Тов. Григорьев Н. К. понял все.

— А если у нас в городе бумаги нет? — говорит. — Может такое быть?

— А может такое быть, чтобы в городе электричества не было или воды?

— Сравнили тоже! Без электричества и воды жизнь сейчас немыслима.

— Я считаю, что и без бумаги жизнь сейчас немыслима. А если мне надо с этой селедкой в автобусе ехать или в самолете? А если у меня свидание назначено с девушкой? Мне так и сидеть с селедкой за хвостики?

И ушел.

Но самое смешное — эта селедка ко мне вернулась вечером. Сижу я в номере. Входит Дмитриев. А она у него в руках. Правда, не такая уже сочная.

— Привет, шут! Знаешь, где мне этот подарок вручили? В горкоме партии. И велели тебе передать со строгим выговором за шутовство в государственном учреждении. Что прикажешь делать?

— Ничего. Скажите, не на чем выговор писать — бумаги нет в городе.