Саид Насифи - На полпути в рай

Но именно такие незаметные, серенькие люди, которые никогда не будут влиять на мир ни хорошо, ни плохо, нужны франкмасонам. Сорок лет назад одна из франкмасонских лож обратила внимание на тихого господина Ахмада Бехина Йезди, и он был выделен из числа прочих ничтожеств. Подобно женщине, подобравшей на улице мужчину и ухаживающей за ним ради того, чтобы родить от него ребёнка, франкмасоны воспитывали и выхаживали Ахмада Бехина, заботясь о будущем своей организации. Методически, день за днём, они убивали в нём все человеческие качества, которыми когда-то наградила его природа, и в конце концов превратили в существо без чувств, без стремлений, без любви и привязанностей.

Господин Ахмад Бехин Йезди — это какое-то месиво из мяса и кожи, костей и мозга, сосудов и нервов, безвольное тело, которое лежит там, куда его бросят. Имея глаза, он не видит, имея уши, не слышит. Все его чувства, всё существо, жизнь подчинены франкмасонам.

Этот господин уже настолько лишён способности самостоятельно мыслить и ощущать, что спокойно наблюдает за тем, как в его доме по нескольку раз в год решается судьба Ирана. Его благодетельный властелин господин Тейэби Йезди, получая указание свалить одно и привести к власти другое правительство, собирает в доме этого человека всех своих приспешников, устраивает встречи с уходящими и приходящими министрами, заключает с ними сделки. Короче говоря, все тёмные дела Тейэби вершатся в этом доме. И сам хозяин дома Ахмад Бехин Йезди в это время находится тут же. А вдруг великому властелину что-нибудь понадобится? Кто же выполнит его распоряжения? На этот случай он смиренно сидит, замирая от волнения, в маленькой комнатке, расположенной рядом с кабинетом доктора Тейэби. Ахмад Бехин настолько запуган, что ему ни разу даже не пришло в голову встать и, приложив ухо к двери, подслушать, хотя бы любопытства ради, о чём говорит на напыщенном йездском наречии со своими ставленниками его почтенный хозяин.

Для тайных сговоров в доме Ахмада Бехина господин доктор Тейэби назначает полночь или послеполуденное время нерабочего дня, когда люди или спят, или отдыхают и на улице не так уж много любопытных.

Четыре каменные, ступеньки ведут к маленькой двери из осокоря, выкрашенной в тёмно-зелёный цвет, с медной ручкой, уже потёртой и поцарапанной. Как только нога человека встаёт на последнюю, четвёртую, ступеньку лестницы, преданный слуга господина Ахмада Бехина, горбун Мешхеди Мохаммед Голи Йезди, подобострастно согнувшись, распахивает дверь.

Характерно, что все обитатели этого тёмного гнезда, даже прислуга, происходят из славного города богомольцев Йезда. И Мешхеди Мохаммед Голи, и его двоюродная сестра, старая Хава Солтан, известная всему кварталу служанка в доме господина Ахмада Бехина, родом тоже из Йезда.

Несмотря на то что Мешхеди Мохаммеду Голи уже за восемьдесят и на голове у него нет ни одного чёрного волоса, а во рту ни одного зуба, он всё же обладает острым слухом и безошибочно определяет по звуку шагов, кто идёт по переулку. Шаги министров и депутатов, приходящих на свидание к доктору Тейэби, он не спутает с шагами простых смертных и, покорно склонив голову, откроет калитку только перед нужным человеком.

Благоразумная природа, лишая человека одного какого-нибудь чувства, обостряет у него другое. Так, слепой прикосновением пальцев узнает фальшивую монету, глухой обладает острым зрением, а у нашего Мешхеди Мохаммеда Голи, потерявшего все остальные чувства и даже разум, необычайно обострился слух. Известно, что и профессия помогает человеку развивать определённые чувства. Так как Мешхеди Мохаммеду Голи по роду своей службы чаще всего приходилось пользоваться ушами, поворачивая их в нужном направлении, они у него настолько развились, стали настолько послушными, что казались даже больше, чем у других людей. К восьмидесяти годам Мешхеди Мохаммед Голи был уже не человек, а только большое ухо.

Между прочим, Мешхеди Мохаммед Голи был довольно ценным творением города богомольцев и как бы дополнял и завершал собой галерею, состоящую из господина Тейэби, известного судьи Ахмада Бехина и старой Хавы Солтан. Его личность как бы завершала этот блестящий ансамбль, создавая впечатление, будто город богомольцев способен выводить только подобные феномены, что именно этим он и славен, так же как Тебриз славится бережливостью и предприимчивостью населения, Исфахан — ловкостью и верностью, Казвин — простотой, Мазандеран — доверчивостью, Кашан — трусливостью, Кум — алчностью, Хорасан — горделивостью. Свойства, присущие жителям этих городов с давних пор, отмечены ещё в древ-, них книгах.

Компания господина доктора Тейэби Йезди представляет собой замечательную коллекцию экспонатов города богомольцев, и если бы доктор Тейэби составил из них труппу и давал цирковые представления в столицах Европы, он наверняка заработал бы больше, чем на своём политическом базаре.

У Мешхеди Мохаммеда Голи есть ещё одно ценное качество: в особо горячие дни, когда аппарат господина доктора Тейэби работает на полную мощность, когда происходят решающие схватки в борьбе за новое правительство, он так чувствует пульс жизни своего хозяина, что раньше всех знает, кто и когда придёт к господину Тейэби, сколько просидит и когда уйдёт. Он стал в этих делах настолько опытным, что словно нюхом чует высокого гостя и в момент, когда тот подходит к двери, поднимается со своего места и идёт открыть ему.

Войдя в дом, человек попадает в небольшую квадратную переднюю, куда выходят три двери. Комната справа — кабинет господина доктора Тейэби. В этой комнате господина Тейэби называют просто «доктор». Когда в ней никого нет, она запирается на надёжный замок, а единственный ключ кладётся в жилетный карман господина доктора. Дверь напротив входной ведёт в узкую клетушку, зажатую между двумя другими комнатами. В ней помещается господин Ахмад Бехин вместе со своей простотой, молчаливостью, послушанием, смирением и скрытностью. С левой стороны — комната ожидания для именитых и уважаемых политических деятелей Тегерана. Здесь царствует Мешхеди Мохаммед Голи.

Позади этих трёх комнат небольшой и плохонький дворик — владения Хавы Солтан, неотъемлемой части и ангела милосердия этого дома. Пожалуй, здесь особенно применимы стихи Фирдоуси:

Хава Солтан — ей уже перевалило за шестьдесят — старая, злоязычная, своенравная женщина, изводящая даже своего дорогого двоюродного брата. Она буквально измучила жителей всего квартала. Все считают её отвратительной и распутной бабой, но для мужчин этого дома она добрая волшебница. На её обязанности лежит приготовление пищи, стирка, уборка дома. Но, кроме того, она, и только она в этом доме, суёт свой нос в каждую щёлочку и даёт волю своему языку. Ведь ни от господина доктора, ни от господина Бехина, и тем более от Мешхеди Мохаммеда Голи в течение целого года никто не услышит и звука. И если бы в этой тихой обители не шумела Хава Солтан, потрясая стены, не давая покоя соседям, мог ли бы кто-нибудь догадаться, что там есть жизнь? Если бы в часы досуга Хава Солтан не заглядывала в приоткрытую дверь или замочную скважину, не прислушивалась к тому, о чём говорят в комнате, во дворе, вряд ли была бы разница между этим домом и кладбищем.