Саид Насифи - На полпути в рай

Господин ректор университета едва собрался с мыслями. «Может быть, доктор Раванках Фасед не расслышал фамилию того, о ком шла речь?» Поэтому он сказал:

— Ведь это ходатайство касается господина доктора Мехди Джавали.

— Да, да, я знаю, поэтому-то я и возражаю.

На этот раз глаза всех и даже глаза лакея Сеида-аги, который в третий раз убирал со стола чашки, буквально выскочили на лоб. Ректор университета, который прекрасно разбирался в политике, так как имел специальную подготовку и сам был одним из основателей этой новой дисциплины, к тому же человек, от природы не лишённый сообразительности, сразу понял, что тут есть веские доводы и лучше, если он не будет ставить точку над «i». Исходя из этого, он сказал:

— Может, вы изволите сообщить нам доводы, по которым вы возражаете?

— Нет, сейчас я ничего говорить не буду, а предлагаю перенести обсуждение этого вопроса на следующее заседание совета.

Все поняли, что причиной такого странного предложения являются интриги, обычные среди профессоров университета, где сам господин ректор — наиболее тренированный и ловкий интриган.

Пока разбирались второстепенные вопросы, господин доктор Раванках Фасед взял блокнот, лежавший на столе, и почерком восьмилетнего ребёнка или даже скорее девяностолетней старухи на одном из листков написал с множеством орфографических ошибок следующее: «Я приготовил некоторую сумму честным путём заработанных денег, для того чтобы переслать их госпоже, которая находится там, на покрытие расходов, связанных с похоронами её двоюродной сестры, а также на свадьбу её племянника, и, если господин доктор обещает доставить эту сумму по назначению, я на будущем заседании совета соглашусь с его просьбой. Убедительно прошу вас передать ему это конфиденциально».

Господин председатель, с исключительным вниманием прочитав эту записку, весь расцвёл. Он облегчённо вздохнул и покорно кивнул головой, как бы говоря: «Слушаюсь». Сложив записку, он хотел положить её себе в карман, но господин доктор Раванках Фасед, потянувшись через тела четырёх своих высокочтимых коллег, выхватил её из рук уважаемого председателя и порвал.

Господин учёный секретарь доложил последний вопрос сегодняшней повестки дня — просьбу студента сектора иностранных языков литературного факультета, господина Саада-Олла Эсфендияри Бахтиярн. Просьба была удовлетворена. Вкратце она сводилась к следующему: господин Саад-Олла Эсфендияри Бахтиярн, который три года просидел на первом курсе по семейным обстоятельствам, а также в связи с тем, что вынужден был срочно выехать в Европу и по возвращении оттуда стать депутатом меджлиса от города Корда, просил перевести его на второй курс.

Когда заявление было зачитано, среди членов совета поднялась суматоха. Они стали стучать карандашами о стол, поднимать вверх руки, требуя слова. Господин председатель растерялся. Со всех сторон раздавались возгласы протеста: «Это невозможно!»; «Если это будет стоить нам даже головы, мы не согласимся!»; «Нельзя, в конце концов, выставлять университет на посмешище. Получается, что всякий, кто сюда поступает, пусть он хоть ослепнет, а должен учиться!»; «То, что совет факультета литературы, не разобравшись в деле и не взвесив всех обстоятельств, согласился с этим заявлением, — вообще оскорбление совета университета!»

Больше всех шумел господин инженер Мехди Батенган. Господин доктор Мехр Али Оуратгяр защищал решение совета факультета. Господин доктор Ярдан Голи, второй представитель литературного факультета, приводил философские и социальные доводы, основанные на традициях и разуме. Господин председатель всё это терпел, злорадно усмехался и с ловкостью старого волка предоставил членам совета полную свободу высказать всё, что у них на душе.

Когда все выговорились, господин председатель улыбнулся своей обычной плутовской улыбкой и, окинув присутствующих взглядом, как бы сожалея о их глупости и неразумности, сказал:

— Всё, что изволили сказать господа, правильно. Этот юноша до сих пор не имел права на то, что он просит. Дважды его заявления поступали в совет университета и дважды были отклонены советом. Но теперь он приобрёл это право.

Глаза всех уважаемых учёных снова вылезли на лоб. Десять-двенадцать человек сразу спросили:

— Каким же образом?

— Ведь он состоит в близком родстве с знаменитой фамилией Эсфендияри Бахтияри, которые, как вам всем известно, в ближайшем будущем породнятся с людьми, занимающими самые высокие посты.

Гром аплодисментов присутствующих был настолько силён, что Сеид-ага растерянно вбежал в комнату, а студенты, которые находились в саду под окнами комнаты, где заседал совет университета, поднялись на цыпочки и с любопытством стали заглядывать в окна.

Господин Мохандес Мехди Батенган, который особенно рьяно выступал против, остыл очень быстро. Безусловно, это результат того, что он автор книги «Очищение ислама», в которой разъяснил философию второго пришествия с точки зрения термодинамики. Кроме того, он с некоторых пор был занят написанием чрезвычайно важной книги, цель которой — добиться запрещения молодёжи вмешиваться в политику. Скоро эта книга с божьей помощью увидит свет.

Со всех сторон стали просить слова, и каждый говорил всё, что мог, о достоинствах таких студентов, как Саад-Олла Эсфендияри Бахтияри. Господин доктор Мехр Али Оуратгяр, который от семи своих предшествующих поколений воспринял науку угодничества и подхалимства и в этой области прошёл школу устно и письменно, на двух языках — на языке прозы и на языке поэзии, первым начал стучать кончиком карандаша о стол и, получив слово, сказал:

— Я убеждён, что университеты должны гордиться подобной честью, и, если эта честь не становится нашим уделом, мы обязаны искать её и добиваться любой ценой. Следовательно, если счастье приплыло к нам в руки само и не было необходимости тащить его насильно, тем лучше для нас.

Когда очередь дошла до господина доктора Ярдана Голи Казаби, он по своей привычке вытянул шею, поправил очки и, как бы собираясь с мыслями, провёл ругой по своему высокому лбу. Он посмотрел из-под очков на висевшие на стене против него часы и, убедившись что свою историческую речь он начал ровно в двенадцать часов и восемь минут этого знаменательного дня, сказал:

— Да, уважаемый мои коллеги знают, что я больше всех стремился разоблачить те незаслуженные выпады, которые делались в адрес нашего факультета, и, базируясь на логике, традиции, науке и технике, доказать, что всё, что говорилось по этому поводу, — абсолютная ложь и абсолют лжи. За стенами университета нас упрекают, будто наш факультет является гнездом разогнанных партий, я — да будут прокляты все они со дня страшного суда! — прошу уважаемых коллег громко произнести «салават» во славу милости божьей!