Хенрик Бардиевский - Натюрморт с усами (сборник)

На обед гостя приглашаем в лучший ресторан и заказываем те блюда, которые ещё есть в меню. Количество алкоголя повышаем до поллитра на нос. За десертом возвращаемся к разговору о нашем сочинении. Если гость молчит, не навязываемся, но официанту платим демонстративно, тонко намекая этим, что мы уже вошли в расходы.

После обеда оставляем гостю свободное время до восемнадцати часов, чтобы он мог отоспаться или присмотреть в магазинах подарки для жены и детей.

(Внимание! По дороге с вокзала (из аэропорта) предлагаем внуку Нобеля деньги на карманные расходы — сколько можем. Если он отказывается, не настаиваем.)

Вечером для начала ведём гостя в Студенческий театр сатириков. Он ничего не поймёт, но хоть вспотеет. После спектакля мы приглашаем его на ужин в лучший ночной ресторан. Чтоб гость почувствовал себя по-домашнему и размяк, приглашаем на ужин двух расторопных подруг (лучше всего — кузин) для гостя и для нас. Подругу, предназначенную для гостя, мы предварительно знакомим с содержанием нашего произведения, чтобы у неё было о чём говорить с ним во время танца. За обильным ужином (литр на нос), примерно после пятой рюмки, предлагаем внуку Нобеля выпить на брудершафт. После брудершафта начинаем себя вести запросто. Мило шутим насчёт родных нашего гостя (например, «Долго этот твой дедушка динамит выдумывал, но уж как выдумал, — шуму было немало»), его страны («Всыпали нам как-то шведы в Варшаве, но ты не стесняйся, Нобелек, это было давно и неправда»), наконец, насчёт самой премии («Чего зря болтать, даёшь премию, деньги пополам, ты — половину, я — половину, и всё шито-крыто, никто не пикнет, железно»).

Если до четырёх утра гость не размякнет, мы доставляем его на место расквартирования и на следующий день продолжаем прерванные разговоры и одновременно сокращаем количество посещаемых объектов в пользу водки, в пропорции: один объект — один литр. Если за три дня гость не расколется, придётся отвезти его на вокзал (в аэропорт), купить в киоске на память куклу-краковянку, в вокзальном буфете — булку с колбасой и попрощаться — вежливо, но сухо. Вернувшись с вокзала (из аэропорта), тут же начинаем копить сбережения для того, чтоб пригласить следующего гостя. Собрав соответствующую сумму, мы вновь приступаем к поискам кого-либо, кто устроил бы для нас международную премию, которая может явиться симпатичным эпизодом в нашем творчестве, тем более что она обычно сопряжена с бесплатной поездкой в страну, которая нас наградит.

Перевод В.Чепайтиса

Грипп — хвороба прилипчивая. Вроде Дзюни Палюсинской; кто её не знал, тот её узнает. А уж к кому она прицепится — как ни сопротивляйся, всё равно в постель уложит.

Так и я — ходила, ходила, сея вокруг заразу, и всё равно свалилась. Напихав всякой дряни в нос, уши и горло и обмотав шею тёплым шарфом от болезней (в каждом доме есть такой шарф — им обвязывают шею, живот, почки или ногу), я накинула на голову большой платок, влезла под одеяло, погасила свет и подумала: «Как хорошо, что…» Но что именно хорошо, я так и не успела додумать, потому что в прихожей позвонили.

Пришлось встать с постели и, кляня весь белый свет, вытащить из ушей и носа всё, что я перед тем в них вложила, а также снять шарф и платок (с того дня, как я выскочила на звонок в чём была, то есть в ширпотребовской — можете себе представить! — фланелевой пижаме, в бигудях и с косметической маской на лице, и вдруг оказалось, что пришёл выписывать счёт за газ тот самый молодой человек, который мне давно нравился, — с тех пор я отворяю дверь не иначе, как подготовившись хоть сколько-нибудь ко всякой неожиданности).

Открыв наконец дверь, я впустила в дом волну холодного воздуха и свою приятельницу Зосю.

Взглянув на меня, Зося с радостным изумлением воскликнула:

— До чего ж ты плохо выглядишь! Просто ужас! — И, довольная, быстро оглядела себя в зеркало, говоря: — Я слышала, ты заболела, вот и пришла узнать, не надо ли тебе чего. А ты, оказывается, вовсю бегаешь по квартире! Хороша! Сейчас же ложись в постель!

Я сейчас же легла в постель, а Зося поставила на плиту чайник. Потому что, заявила она, мне надо выпить чего-нибудь горячего.

В дверь позвонили.

— Лежи, я открою! — крикнула мне Зося и пошла открывать дверь.

— Говорят, она больна, — услышала я озабоченный голос своей соседки Ванды. — Дай, думаю, зайду, посмотрю, не надо ли чего.

— Ей нужен покой, — наставительно пояснила Зося. — Хочешь чаю?

По-видимому, Ванда хотела чаю, потому что я услышала, как они, весело болтая, стали хозяйничать в кухне.

В дверь позвонили.

В прихожей послышались оживлённые голоса Ханки и Эльжбеты:

— Говорят, она больна? Мы забежали узнать, не надо ли ей чего-нибудь-

— Ей нужен покой, — сказала Ванда.

Чайник снова долили, и все мои четыре подружки, дружно закусив, уселись вокруг моей постели.

Я прикрыла глаза. Вокруг меня завязалась оживлённая беседа.

— Так что слышно у Мелюни? Всё это ужасно глупо! Ну какая может быть недостача при таком грошовом обороте? Тем более она во всём такая педантка…

— Кто это Мелюня? — с усилием спросила я.

— Да ты её не знаешь. Я, конечно, ничего не говорю, может, она и педантка, но эта её история с Казиком вряд ли помогла ей. Впрочем, история довольно любопытная.

— Какая история? — допытывалась я слабым голосом.

— Ну какая тебе разница, ты ж её всё равно не знаешь. Лично я, честно говоря, подозреваю, что сам Казик и подложил ей свинью. Он дружит с мужем Инки…

— Какой Инки? С каким мужем? Ну скажите же мне!

— О господи, «какой, с каким»! Что тебе до них, раз ты их не знаешь. Так вот, муж Инки был замешан в этом знаменитом деле в Радоме…

Томившие меня жар и головная боль, звон голосов, сигаретный дым — всё смешалось в серую туманную массу. Эта масса наваливалась на меня, становилась всё гуще.

Мои подружки весело хохотали, пили чай, в комнате было черно от дыма, а по радио какая-то дама во весь голос угрожала: «Уйду совсем, навек исчезну…»

Ханка пыталась перекричать её:

— Жалко, что вы её не видели! Она выглядела, как

новоиспечённая генеральша! И чего только она на себя не напяливает!

— А этому идиоту всё нравится.

— Какому идиоту? — прохрипела я.

— Господи! Да ты же его всё равно не знаешь

Я села. В съезжавшем набок платке, с пылающим от температуры лицом, мечущая вокруг кровожадные взгляды, я, должно быть, выглядела устрашающе, потому что мои подружки посмотрели на меня и умолкли.

— Выключите радио, — сказала я спокойно.