Владимир Елистратов - Рассказы

Потом, с возрастом, Зигмунд Фрейд стал писать книги, в которых излагал свои мысли о пыпыске. «Человеческая жизнь, — писал, например, Зигмунд Фрейд, — имеет сходство с пыпыской, ибо и пыпыска и человеческая жизнь имеют конец, сколь долгими бы они не были».

Надо сказать, что мысли о пыпыске Зигмунд Фрейд пытался излагать своим друзьям и родственникам. Но друзья и родственники, как правило, плохо понимали гениально ученого. Ведь его окружала буржуазно-мещанская среда, а там особ не разгуляешься.

Однажды Зигмунд Фрейд решил рассказать свои заветные мысли о сиське и пыпыске Льву Толстому. Как всегда, Зигмунд Фрейд начал издалека, ну там, о погоде, об урожайности бобовых и всякое такое, а потом постепенно, так сказать, исподволь перевел разговор на пыпыску. Но как только он заговорил о том, что, мол, сиська и пыпыска играют в жизни человека огромную роль, Лев Толстой тут же зашипел на Зигмунда Фрейда, вырвал себе белый клок из бороды, сломал трость и сказал злобным консервативным голосом: «Нету никаких пыпысок и сысек, долой всякие сыськи-пыпыськи! Вместо сысек должны быть две толстые лапти, то есть лаптя, а вместо пыпыски или какой-нибудь там ещё ириски-сосиски должна быть оглобля, или слега, или жердь, или ухват, вот вам всем!» С этими словами Лев Толстой показал Зигмунду Фрейду шиш и уехал в Россию, после этого засел в Ясной Поляне, и больше оттеда уже ни разу не вылазил.

Итак, никто не понимал Зигмунда Фрейда. Один только человек во всем мире с удовольствием слушал его. Это был Фридрих Ницше. Зигмунда Фрейда и Фридриха Ницше соединяла преданная, нежная дружба, а также взаимопонимание и взаимовыручка…

О! они были так непохожи друг на друга, эти великие люди! Они даже совсем по-разному вели себя в обществе. Но в этом ли суть?!

Зигмунд Фрейд, например, как только приходил в какой-нибудь там салон или какой-нибудь там прием — сразу забирался подальше в уголок, доставал пыпыску и тихо, мирно, никому не мешая, разглядывал её, изучал, мерял линейкой и тому подобное. Даже во время досуга он работал, скромный труженик!..

Совсем другое дело — Фридрих Ницше. Он как ураган влетал в салон (или там на прием)! Рожа красная, весь взлохмаченный, потный!

— Суки! Разойдись! Я — супермен! — орал он так, что тухли свечи, падали в обморок фрау и даже Зигмунд Фрейд вздрагивал в своем углу.

О! Горе тому, кто не соглашался с Фридрихом Ницше!

А вечером Зигмунд Фрейд и Фридрих Ницше пили шнапс дома у Фридриха Ницше или у Зигмунда Фрейда.

— За твою пыпыску! — говорил Фридрих Ницше.

— За супермена Фридриха! — говорил прослезившийся Зигмунд Фрейд.

И тут они распивали мерзавчик шнапса.

— Ты только посмотри, Фридрих, какое чудо! — возбуждено говорил Зигмунд Фрейд, доставая пыпыску и показывая её Фридриху Ницше. — Посмотри, посмотри!.. Можешь даже потрогать.

— Да, действительно, Зигмунд, — отвечал Фридрих Ницше, внимательно рассматривая пыпыску Зигмунда Фрейда и аккуратно, бережно трогая её пальцем. — Просто чудо-юдо! А скажи, Зигмунд, я похож на супермена?..

Здесь Фридрих Ницше надувал щеки, багровел, как свекла, страшно выпучивал глаза и издавал такой оглушительный вопль, что тут же начинала истошно выть соседская собака.

— О да! — отвечал Зигмунд Фрейд. — Ты — вылитый супермен, Фридрих. Давай-ка выпьем шнапса, друг.

— Давай выпьем, Зигмунд, за твою пыпыску! — говорил Фридрих Ницше.

— За супермена Фридриха! — отвечал Зигмунд Фрейд. — Ты только посмотри, Фридрих какое чудо! Посмотри-посмотри! Можешь даже потрогать.

— Да, действительно, Зигмунд. Просто чудо-юдо! А скажи Зигмунд, я похож на супермена?

И так продолжалось до самого утра, пока не кончался весь шнапс.

Вот что значит иметь заветные мысли!..

Надо сказать, что академик Мичурин был такой умный, что просто ужас!

Мичурин и сам всё время удивлялся на себя. Позовет, бывало, жену и говорит:

— Слушай, жена. Ты не знаешь, отчего я такой умный?

А жена отвечает:

— Нет, не знаю. Наверное, питаешься хорошо, Ванечка.

— Дура ты, — отвечает ей Мичурин. — Ладно уж, иди.

И действительно, Мичурин был очень умный. Он был в два раза умнее, чем Лысенко. А Лысенко был в семь разумнее, чем Бойль и Мариотт вместе взятые. А эти вместе взятые были в три с половиной раза умнее, чем Ньютон. А Ньютон был в четырнадцать раз умнее, чем Винер. А если взять в расчет, что Винер на несколько порядков умнее Эйнштейна, а Эйнштейн может потягаться с самим академиком Келдышем, гордостью советской науки, то можно себе представить, какой умный был Мичурин.

Ну вот. Это так, предисловие.

Однажды Мичурин пошел в магазин за белугой. Идет-идет Мичурин вдруг видит, что навстречу ему идет Лысенко.

— Здравствуйте, товарищ Мичурин, — сказал Лысенко и уважительно снял шляпу, потому что знал, что он в два раза глупее Мичурина.

— Чао, Лысый, — сказал Мичурин, не сбавляя шага и не поднимая шляпы, потому что он же ведь был в два раза же умнее чем Лысенко.

— Не могу ли я быть Вам чем-нибудь полезен? — семеня за Мичуриным и прижимая шляпу к грудям, пролепетал Лысенко.

Тут умный Мичурин остановился и подумал про себя: «Эвона! А пошлю-ка я Лысенко за белугой. А сам тем временем посижу в скверике да подумаю умные мысли».

— Знаешь что, Плешивый, ты сходи-ка да купи мне белуги, а деньги я тебе потом отдам, — сказал Мичурин, усаживаясь на скамейку, а сам в тайне подумал: «Отдам я тебе, как же, жди».

— Угу! — радостно сказал Лысенко и побежал за белугой. Но дело, видите ли, в том, что Лысенко был не только в два раза глупее Мичурина, но и память у него была в два раза хуже. Поэтому когда Лысенко выбежал на Тверскую, он вдруг остановился и стал вспоминать, что же поручил ему купить Мичурин.

«Белок, побелка, лабуда, лахудра, лубок, балык, лук, колдобина, дискобол…» — судорожно думал Лысенко, но не мог вспомнить. Он хотел было уже вернуться назад и спросить у Мичурина, что же он, Лысенко, должен купить. Но, подумав, Лысенко решил, что возвращаться к Мичурину нельзя, потому что если он, Лысенко, вернется к Мичурину переспрашивать, то Мичурин может посчитать его, то есть Лысенко, за полного выродка. Поэтому Лысенко стал продолжать вспоминать: «Дискобол, балда, скобка, скалка, солдаты, селедка…» Но не успел Лысенко подумать слово «селедка», как увидел, что навстречу ему идет Мариотт.

— Добрый денёк, миленький товарищ Лысенко, — изгибаясь дугой, пролепетал красный как рак Мариотт (Еще бы! Он был в семь раз глупее Лысенко!)

— Привет, — неестественно улыбаясь, насупился Лысенко, по известным причинам не подавая Мариотту руки. — Где Бойля-то забыл? Опять, небось в вытрезвителе под душем стоит?

— Ага, — сказал Мариотт. — Сегодня всю ночь буянил, чайник заварочный кокнул, а ещё три чашки из богемского…