Герман Дробиз - Вот в чем фокус

— Откуда у вас тогда эта привычка,— удивился я,— бросать окурки непременно в урну?

— Это не привычка,— ответил он.— Это мечта.

Во все времена были любители брать все, что плохо лежит. Вряд ли можно сказать, что сегодня таких людей стало больше. Но очевидно, что значительно больше стало вещей. В том числе и таких, котерые лежат плохо.

Как правило, хуже всего лежит государственное имущество. Неважно лежат некоторые товары в неко­торых магазинах самообслуживания. Кое-где на скла­дах неуверенно лежат запасные части.

На отдельных предприятиях исключительно неудач­но лежит промывочный спирт. Метиловый еще туда-сюда, а этиловый лежит очень плохо.

Каковы же перспективы?

С этим вопросом я обратился к одному моему зна­комому. Он усадил меня в кресло, которое плохо стояло (в его учреждении), под люстрой, которая плохо ви­села (там же). Включил магнитофон, который плохо лежал (в лаборатории зятя) и который сейчас лежал очень хорошо, на стеллаже, ранее плохо стоявшем (в той же лаборатории). Рядом с магнитофоном хорошо ле­жали собрания сочинений Дюма и Джека Лондона, ко­торые до этого плохо лежали в районной библиотеке, а в углу хорошо стояли лыжи, которые плохо стояли в однодневном доме отдыха. Были еще кое-какие вещи, прежде лежавшие, стоявшие и висевшие менее удачно.

— Перспективы?— задумался мой знакомый.— Ну, во-первых, не будем забывать, что материальному миру свойственно еще одно замечательное состояние—со­стояние движения. Поэтому вполне возможно, что в даль­нейшем мое увлечение распространится на все, что плохо идет, медленно едет, неуверенно плывет и слиш­ком низко летит.

— Грандиозные перспективы,— признал я.

— Да,— согласился знакомый,— но меня больше волнуют сегодняшние проблемы. В частности, мне по­зарез нужен новый кинескоп к телевизору.

— В чем же проблема?

— До последнего времени несколько таких кинеско­пов очень плохо лежали у нас на складе. Но недавно склад обчистили злоумышленники. Они взяли все, что лежало плохо, а также все, что лежало вполне тер­пимо, и все, что лежало очень хорошо. К сожалению, преступников вряд ли найдут, так как им удалось взять с собой сторожа.

— Каким образом?— поинтересовался я.

— Плохо лежал,— коротко объяснил знакомый.

Пришла знакомая:

— Что я тебе расскажу! Прямо садись и пиши фельетон! Зашла сегодня в ресторан, заказала бульон и чашку кофе, а официант велит еще что-нибудь взять. «У нас,— говорит,— план». Ну, ты меня знаешь, я жен­щина не из робких. «У вас свой план, а у меня свой. Мой план — замуж выйти, а для этого выглядеть при­влекательной, а для этого не полнеть, а для этого в обед ограничиваться бульоном и кофе». Думаю, либо посо­чувствует, либо оценит юмор. Увы — ни того ни дру­гого. «Замуж,— говорит,— это ваш личный план. А у меня сочетание личного с государственным. Если каж­дый начнет бульон заказывать, ресторан прогорит, а я вообще лучше побираться пойду. Так-то!»

Задумалась я... И вдруг вижу: за соседним столиком девчонка сигареткой попыхивает и преспокойно пьет ко­феек. «Как это понимать?» — спрашиваю. «А так по­нимать, что это моя знакомая»,— говорит он и, пред­ставь, слегка краснеет. «Вот как! Значит, знакомым не надо ваш план выполнять?» — «Не надо».— «Что ж, тогда давайте познакомимся». Смотрит он на меня, смотрит... «Не нравлюсь?» — «Не очень».— «Несимпа­тичная?» Молчит, стесняется. «Что же мне сделать,— размышляю вслух,— чтобы показаться вам посимпа­тичней?» Молчит, бедняга, салфетку в пальцах крутит. «А если я еще бифштекс и фирменную закуску зака­жу?» Оживился. «Скажу,— говорит,— что в вас что-то есть».— «А если еще и водочки?» — «Сколько?» — «Сто грамм».— «Ой,— говорит он,— да вы определенно хоро­шенькая».— «Нет, не сто. Двести. И не водки, а конья­ку!» Посмотрел он мне в глаза... «Красавица!— гово­рит.— Мадонна! Как я сразу не разглядел?!» — «Ладно, хватит,— говорю,— я пошутила. Несите бульон и кофе. Мы ведь познакомились?» — «Ах, так,— говорит.— Тог­да и я пошутил. Тогда будьте любезны: все, что могу. Только для вас, по знакомству». Ставит мне на стол табличку: «Не обслуживается» — и оскорбительной по­ходкой удаляется навсегда... Ну, как история — годится?

— Голубушка,— ответил я,— ты отстала от жизни. Твой официант не одинок. Сломай в будильнике что- нибудь на пятачок, отнеси в мастерскую — тебе там по­чинят самое дорогое из несломанного. Потому что план на пятачках не сделаешь. План у них, голубушка, план! А если ты, не дай бог, руководитель маленького пред­приятия без своей строительной базы — попробуй уго­вори стройтрест построить тебе какую-нибудь там будку или сарай. Сколько им таких сараев для своего плана надо? А если даже большое предприятие, но ему пона­добилось два ящика каких-нибудь там шурупов — кто же им меньше тонны продаст? А кто тебе согласится потолок на кухне побелить без того, чтобы всю квар­тиру на капитальный ремонт не поставить? Могу еще хоть тысячу примеров.

Потускнела знакомая:

— Значит, не годится моя история. Жаль...

— Отчего же,— возразил я.— История сама по себе очень забавная. У меня уже и план фельетона вырисо­вывается... Но фактов для моего плана маловато. Боль­ше у вас ничего не было? Тарелками он в тебя не швырялся? Нет? Может, хотя бы нецензурно выражался? Тоже нет? Вот видишь: приносишь факт на маленькую заметку, а заказываешь целый фельетон. А чем мы, творческие работники, хуже официантов? Соберет писа­тель материала на зарисовку и думает: как бы на по­весть растянуть? А фильмы? Для зрителей, может быть, и одной серии хватило бы, а для плана меньше двена­дцати никак нельзя. Или вот интересная публика — поэты-песенники. Пишут четыре строчки, повторяют их четырежды в четырех сочетаниях, итого шестнадцать пе­сен. День работы — план месяца. Да что там, могу еще хоть тысячу примеров.

Совсем расстроилась приятельница, засобиралась.

— Подожди,— говорю.— Для незнакомого человека из такого мелкого факта я бы, конечно, никогда... Но для тебя — так и быть...

...Вот, уважаемый товарищ редактор, как и обещал своей приятельнице, сделал, можно сказать, из ничего фельетон и прошу вставить его в эту книгу. Я пони­маю, что издательству для плана нужны более острые, более полновесные фельетоны. Но ведь я ваш старый знакомый, а? А для плана пусть новенькие стараются. Будьте любезны!

Я вошел в купе. Навстречу мне поднялся мужчи­на среднего возраста. Его движения дышали учти­востью. Мы поздоровались. Он внимательно посмотрел на меня... и вдруг ласково обнял за плечи и стянул пиджак.

— Э...— только и смог промычать я.

— Мне показалось, вам жарко и душно. Солнышко весеннее, греет вовсю.