Герман Дробиз - Вот в чем фокус

Похрапывает жена, бормочет во сне сын, а у Зуб­заева мысли, мысли, мысли... И дети наши у нас уже научились халтурить... А у них их дети научатся... Кто виноват? Все виноваты... Значит, никто?..

Бедный Зубзаев!

— У меня к вам необычное предложение,— сказал редактор.— Мы много пишем о героях, и это, конечно, правильно. Но и обычных людей тоже нельзя забывать. Найдите простого человека, который не покоряет верши­ны гор, не изобретает, не сочиняет, не сражается на спортивных аренах, а живет и работает, работает и жи­вет — скромно, неприметно, но честно!

Я вернулся домой и начал размышлять. Итак, ну­жен «не академик, не герой, не мореплаватель, не плот­ник...» Позвольте, почему не плотник? Именно плотник, плотник нашего домоуправления Шуршалкин! Дядя Гри­ша с утра до вечера возится в своем уголке, пилит, строгает, приколачивает... Скромняга из скромняг!

И я побежал к дяде Грише:

— Здрасьте! Хочу написать о вас в газету!

— А чего про меня писать?— испугался дядя Гри­ша.— Я ничего, я работаю. Сроки соблюдаю, на каче­ство жалоб нет.

— Дядя Гриша, я и не собираюсь критиковать, на­оборот. Хочу написать о вашей жизни.

— Чего про меня писать,— смутился дядя Гриша.— Живу без приключений. Живу и работаю. Работаю и живу.

— Это замечательно! Как раз то, что мне надо. Нашу редакцию интересуют простые, скромные люди, такие, как вы.

— Вот оно как!— удивился дядя Гриша.— Тогда, ко­нечно...

Мой очерк появился в газете через неделю. Назы­вался он — «Приметная неприметность». С восхищени­ем писал я, что дядя Гриша никогда не занимал ру­ководящих должностей, не искал популярности в спорте или на сцене, дальше нашего города в жизни не бы­вал, не писал писем и не получал их... Кому-то, заклю­чал я, дядя Гриша может показаться серой личностью, но это по-своему обаятельная серость...

В тот же день меня поздравили с удачным очер­ком и предложили сделать радиопередачу о Шуршалкине.

В день передачи я с беспокойством уселся у репро­дуктора — как-никак Шуршалкин был моей находкой. Я очень боялся, что он будет мямлить, как в первой беседе со мной. Но дядя Гриша сумел перебороть при­родное смущение. С запинками, но в целом толково он сообщил, что никогда не совершал подвигов, не руко­водил, не искал популярности, не выезжал из города и не писал писем.

Еще через неделю Шуршалкин выступил в телеви­зионной передаче «Люди бывают разные». До него вы­ступали артист, токарь и художник. Артист, стесняясь, рассказал о своих гастролях за рубежом. Токарь про­бормотал про свое изобретение, дающее немалую эко­номию. Художник, стыдливо отведя взгляд от камеры, поведал, что его картина приобретена музеем. Шуршал­кин терпеливо дождался своей очереди и очень бойко доложил о том, как он не участвовал, не был и не совершал. Ведущий тепло поздравил дядю Гришу с та­кой очень цельной и по-своему интересной судьбой.

На какое-то время я потерял Шуршалкина из виду. Доходили слухи: то он выступал на открытии клуба книголюбов, то на вечере «Для тех, кому за тридцать», то где-то еще. Мне было приятно, что именно я открыл людям этого скромного человека.

Недавно я встретил его на общегородском собрании. Ссутулившись, он шел между рядами кресел, удивитель­но скромный и неприметный. Как ему, должно быть, неуютно здесь, среди известнейших людей города.

— Дядя Гриша, идите сюда!— окликнул я.— Поси­дим вместе.

Он обернулся и с удивлением посмотрел на меня:

— А... Молодой человек. Спасибо. Мне туда,— и по­казал на сцену.

— Туда?!— поразился я.— За что, дядя Гриша? Ведь вы самый обыкновенный, самый...

— Вот именно,— перебил меня Шуршалкин.— Вот именно за это.

И он привычно зашагал к президиуму.

«Н-скому атомному ядру

от электрона внутренней орбиты

Заявление

Вращаясь на внутренней орбите, я накопил немало энергии и опыта. В связи с этим прошу перевести меня на внешнюю орбиту, электрон которой явно не справ­ляется со своими обязанностями. Клянусь отдать все свои силы для процветания нашего атома и Вашего лично».

«Бывшему электрону внешней орбиты

от ее теперешнего обитателя.

Привет, дорогой!

Извини, что вытеснил тебя с насиженного местечка. Такова жизнь! Хочу признаться (только это между нами): я не собираюсь долго задерживаться и здесь.

Мечтаю перебраться в М-ский атом. Там, говорят, сов­сем другая жизнь. Не сердись!

Искренне твой»

«М-скому атомному ядру

от электрона внешней орбиты Н-ского атома

Заявление

Находясь на внешней орбите Н-ского атома, давно и с восхищением наблюдаю за Вашей деятельностью. Работать под Вашим руководством мечтаю с детства. Согласен трудиться на любой орбите, ради процветания М-ского атома и Вашего лично».

«Электрону внутренней орбиты

Н-ского атома.

Привет, дорогой! Пишу тебе из М-ского атома. Да, скажу тебе, здесь совсем другая жизнь. Не могу без смеха вспоминать нашу провинциальную систему: ты да я да наше старенькое ядрышко. Ох, и скука была! Раз в год залетит какой-нибудь несчастный нейтрино — и уже шуму на весь атом. А здесь и мю-мезона проглотят и не заметят. Тебя, конечно, интересует, как я устроился. Сначала плохо, на очень близкой орбите. Вертишься на глазах у начальства, а главное — мало энергии, особенно не разгонишься. Но дождался и я своего часа: по приказу свыше произошла коренная перестройка. Все запрыгали, как зайчики. В общей суматохе я успел выско­чить на внешнюю орбиту. Хвастать не буду, но ты даже пред­ставить не можешь, какие у меня теперь бывают контакты.

В общем, хватит тебе там прозябать, перебирайся сюда, помогу по старой дружбе. Но поторопись, пото­му что я (но строго между нами!) не собираюсь долго оставаться. От залетающих из пустоты частиц я узнал, что есть такие атомы, в сравнении с которыми мой М-ский — деревня. Как наслушаешься про ту жизнь — хоть сейчас рви с орбиты. Но меня предупредили, что без приличного запаса энергии там делать нечего. Вот подкоплю и... В общем, торопись!»

«Н-скому атомному ядру от М-ского

Настоящим извещаем Вас о кончине бывшего Ва­шего сотрудника, впоследствии работавшего у нас на внешней орбите. По его просьбе ему был разрешен временный выход в пустоту с целью туризма и отдыха. К сожалению, он захватил с собой гораздо больше энер­гии, чем это разрешается при подобных выходах. Из­быточная энергия вывела его на произвольную траек­торию и ввергла в опасные столкновения... На днях трагическая аннигиляция вырвала его из наших рядов. Образовавшийся фотон, выполняя волю покойного, на­правляем Вам для церемониального поглощения. Искренне Ваше М-ское атомное ядро».

Я у нас в конторе — редактор стенной газеты. Выз­вал меня однажды директор и говорит: