Герман Дробиз - Вот в чем фокус

— Вам помочь? Я имею в виду — дотащить?

Глянул он на меня мрачно. Говорит:

— Дотащить я и сам дотащу. Но ведь еще и сож­рать надо...

А дача эта крымская? У нас, у кого участки в са­дах,— что за проблема: сел в электричку — через час-два на месте. А ему в аэропорт да потом из Симфе­рополя до побережья добираться. А еще билет достань — летом. И так каждую субботу. С ума сойдешь!

Я его как-то встретил вечером в воскресенье — с дачи он прилетел. Распаренный, злой.

— Безобразие!— говорит.— Не знаете, куда напи­сать, чтобы на самолет проездные билеты продавали?

Я говорю:

— Может, вам до получки одолжить? Если мы всем домом сложимся — вам на недельку хватит.

Он так разволновался, прямо побелел. Но ничего не ответил. Гордый. Так его жалко. Всем домом му­чаемся: как помочь человеку, чтобы жил, как все?

Встретил я на улице одного знакомого, поздоровал­ся, хотел мимо пройти. Не то чтобы я его недолюб­ливал, но очень уж он деловой, всегда найдет просьбу. И действительно:

— Старик! Как хорошо, что встретил. Я же тебя ищу! Но сначала поздравь: сын родился!

— Поздравляю.

— Нет, по такому случаю мы с тобой должны при­нять!

Затащил меня в павильон, где шампанское на раз­лив. Подняли мы по бокалу. Он говорит:

— Читаю, читаю тебя. Растешь.

— Чего там,— смутился я. А сам думаю: что же это за просьба, если не сразу приступает? Не дай бог, попросит фельетон написать против каких-нибудь своих врагов. У него почему-то вечно вокруг враги.

Он говорит:

— У меня к тебе будет просьба: моего Вовку по ли­тературе подтянуть. Порепетировать перед аттестатом зрелости, а потом — перед вузом.

— А кто это — Вовка?

— Как кто? А за кого мы сейчас пили? Сын! Вов­кой назвали.

— Позволь... Так это же через семнадцать лет бу­дет?!

— Старичок,— говорит он,— а в какое время жи­вем? Писатель, а не чуешь. Сейчас главное — дальний прицел. Присмотрел я Вовке вуз в столице. Какой, пока не скажу, чтоб не сглазить. Но дико престижный. Так что, сам понимаешь, и аттестат нужен будь здоров, и подготовка. По иностранному и истории я уже репе­титоров нашел. Перспективные мужики. Кандидаты наук. А к тому времени наверняка докторами станут. Сейчас пробиваю Вовку в теннисную секцию. Ох, труд­ное дело. Но надо: в этом вузе теннис — обязательно. Престижный спорт. Теннис и горные лыжи. Есть тут на примете один мастер. Договорились, когда закончит карьеру, свои австрийские лыжи для Вовки продаст. Ну, а насчет тебя как?

— Да зачем я тебе? Откровенно говоря, рядовой литератор, каких много.

— Старик, откровенность за откровенность: догова­риваюсь не только с тобой. За семнадцать лет кто- нибудь из вас да пробьется. Еще и лауреатом станет. Представляешь: репетитор — лауреат?

— Ладно,— соглашаюсь.— При условии, что я к тому времени стану лауреатом... Но до чего же ты деловой! Все предусматриваешь. А я вот даже в текущих де­лах как-то не успеваю.

— Старик, ты что?! И я не успеваю. С Вовкой кое-как успеваю, но ведь еще Леночка. Еще Сашка.

— А это кто такие?

— Вовкины дети. Мои внуки, стало быть.

Ну, думаю, определенно у кого-то из нас в голове помутилось. Нельзя шампанское днем пить.

— Да нет,— говорит он,— их, конечно, еще нету. Но ведь будут рано или поздно.

— А откуда ты знаешь, что будут именно мальчик и девочка?

— Кто говорит «и»? «Или». Но прорабатывать-то надо оба варианта. Перспективу надо видеть, старик. Время такое—дальний прицел.

Всем, кто в канун Нового года предается грусти из-за того, что опять не все успел совершить, я говорю: терпение, друзья! Терпение и еще раз терпение. Время само решит ваши проблемы. Для доказательства начну с такого факта. Пятнадцать лет назад у нас во дворе счастливый обладатель «Жигулей» поставил гараж. Ка­кие страсти закипели: «Шумит! Дымит!» Терпение, ска­зал я соседям по дому — и настанет время, когда этот гараж не только перестанет раздражать вас, но и бу­дет вспоминаться как украшение двора. Сегодня во дворе двадцать гаражей-коробок плюс подземный на тридцать боксов, и жильцы, вспоминая о том времени, когда стоял один-единственный, говорят: как было славно!

Примерно в те же годы мой сосед, инженер, сде­лал важное изобретение. Внедрить никак не мог. Сколь­ко писем и жалоб он рассылал! Приходил ко мне в пол­ном отчаянии: что делать?! Я неизменно отвечал: «Тер­петь и ждать». Наконец он послушался меня — и не пожалел. Через десять лет кто-то повторил его изобре­тение за рубежом. И вот на днях сосед сообщил, что закупленное по лицензии оборудование уже прибыло в цех! Так было вознаграждено его терпение.

Иногда все-таки приходится действовать и самому, но опять-таки в первую очередь — терпеливо. Когда я въехал в этот дом, кто-то постоянно украшал наш подъезд веселыми надписями, например: «Тут жевут одне дурачьки». Судя по почерку, это был ребенок. Пер­вая мысль: поймать и наказать. Терпение, сказал я себе, терпение. И ограничился тем, что исправил в надписи грамматические ошибки. Шли годы. Тверже становился почерк шалуна, резче и остроумнее — содержание над­писей. Но главное: мальчик не только выучился писать абсолютно грамотно, но и освоил надписи на англий­ском языке!

Наконец, самый красноречивый пример —тоже, кста­ти, с ребенком. Когда пятнадцать лет назад я получил квартиру, то вместе с ней, за стеной спальной, полу­чил мальчика, которого тогда только начали учить му­зыке. Годами я терпел его гаммы, потом пьески. «Жили у бабуси два веселых гуся...» Эта мелодия вошла в мое сознание и даже в подсознание, но я терпел... Сейчас этот мальчик — лауреат международного конкурса пиа­нистов, популярный солист. Но дома занимается с преж­ним усердием. И теперь... догадываетесь? Кто-то мерзнет у филармонии: «Нет лишнего билетика?» А я слушаю бесплатно, не выходя из квартиры. Могу — лежа на тахте. Но из уважения к таланту надеваю выходной костюм, сажусь в кресло, лицом к стене. Часто пригла­шаю соседей, родственников, друзей. Все приходят на­рядные. У всех прекрасные места — в первом ряду. Между частями мы аплодируем. В конце вызываем на бис. Жаль, не видно, как кланяется. Но в остальном все как в филармонии. Только дома. Разве не стоило терпеть каких-то пятнадцать лет?

Вот поэтому всем, кто в канун Нового года гру­стит над нерешенными проблемами, я говорю: терпение, друзья, терпение! И все решится само собой.

1 января. С сегодняшнего дня бросаю курить!!! Го­ворят, самые трудные дни — третий, одиннадцатый, сем­надцатый. Но моя воля непреклонна!

1 января. Не курю уже один час сорок минут. Сига­рет в квартире нет: вчера все выбросил в мусоропровод.

1 января. Не курю уже два часа двадцать три ми­нуты. А вдруг я не все выбросил?