Пелам Вудхаус - Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг

— Да, это верно.

— А когда я скажу вам, что сам помолвлен с одной прелестной девушкой в Нью-Йорке, — заявил Булстрод, — вы окончательно убедитесь, что я предлагаю чисто механическое пособие для достижения наилучших результатов с этим нашим сценарием.

— Да, конечно, если вы это так видите…

— Я вижу это именно так, — сказал Булстрод, беря ее руку в свои и ласково похлопывая.

Против похлопывания по руке для стимулирования творческих способностей мозга возразить, разумеется, нечего. Все соавторы прибегают к этому способу. Беда в том, что слишком часто это лишь первый шаг ко многому другому. Постепенно, мало-помалу, пока дни тянулись бесконечно, а соседство и безлюдье начали плести свои чары, Булстрод уже не мог скрывать от себя странное влечение, которое он начал испытывать к этой девушке, к Бутл. Если бы они удили черепах на каком-нибудь тихоокеанском островочке, и то их соседство было бы менее тесным, и вскоре его как в челюсть ударило сознание, что он ее любит — и к тому же пылко. Не будь он Муллинером и джентльменом, сказал себе Булстрод, то сокрушил бы ее в объятиях и осыпал жгучими поцелуями.

И более того: тонкие нюансы свидетельствовали, что его любовь не безответна. Быстрый взгляд тут же опущенных глаз… стыдливо протянутый банан… трепет в голосе, когда она просила разрешения воспользоваться его точилкой… Пустяки, конечно, но говорящие так много! Он был готов поспорить на свою шляпу, что Женевьева Бутл его любит… Вернее, на шляпу мистера Шнелленхамера.

Он ужаснулся и впал в панику. Все Муллинеры свято берегут свою честь, и, думая о Мабелле Риджуэй, доверчиво ждущей его в Нью-Йорке, Булстрод сгорал от стыда и раскаяния. В надежде предотвратить катастрофу он с бешеной энергией погрузился в раскадровку «Глазированных грешников».

Роковой ход! Ведь он означал, что и Женевьеве Бутл придется поднапрячь силы. А «Глазированные грешники» не принадлежали к такого рода продукции, на которой хрупкая девушка может сосредоточиться в жаркую погоду и не надломиться. Вскоре настал день, когда столбик термометра заполз за черточку 30 градусов, и, когда Булстрод обернулся, чтобы свериться с наметками мистера Ноукса, он услышал сбоку от себя странное резкое фырканье и, подняв глаза, увидел, что Женевьева принялась мерить комнату лихорадочными шагами, сплетя пальцы в волосах. А едва он успел поглядеть на нее с нежной тревогой, как она с подавленным рыданием бросилась в кресло и погребла лицо в ладонях.

И, увидев ее слезы, Булстрод уже не мог сдерживать себя. Он почувствовал, как что-то сломалось! Запонка в его воротничке, поскольку его шея с нормальным обхватом в пятнадцать и одну восьмую дюйма внезапно под давлением неуправляемых эмоций раздулась до полных семнадцати. Мгновение он постоял, нечленораздельно булькая, как подавившийся куриной косточкой щенок бульдога, затем, метнувшись к креслу, сжал ее в объятиях и начал нашептывать ей все слова любви, которые до этого момента накапливал в своем сердце.

Говорил он с отличной дикцией, красноречиво и долго, однако не так долго, как собирался. Ибо по истечении примерно двух минут с четвертью воздух в его непосредственном тылу был пронзен не то резким восклицанием, не то пронзительным криком, и, оглянувшись, он узрел в дверях Мабелле Риджуэй, свою нареченную. Рядом с ней стоял молодой брюнет с густо напомаженными волосами и мрачным выражением лица, который выглядел точь-в-точь как те молодчики, которых полиция постоянно объявляет в розыск в связи с недавним ограблением кулинарной лавки Шёнштейна «Бонтон» на Восьмой авеню.

Наступила пауза. В подобных случаях не всегда удается сразу найти что сказать, а Булстрод был не только смущен, но и полностью сбит с толку. Он ведь думал, что Мабелле находится в трех тысячах миль от Голливуда.

— А… наше вам, — сказал он, отлепляясь от Женевьевы Бутл.

Молодой брюнет полез было в набедренный карман, но Мабелле его остановила:

— Благодарю вас, мистер Мургатройд, я справлюсь сама. Обойдемся без обрезов.

Молодой человек извлек на свет названное оружие и смотрел на него с печальным вожделением.

— По-моему, дамочка, вы не усекли, — возразил он. — Вы знаете, кого этот лапатель лапает? — спросил он, наставляя обличающий перст на Женевьеву Бутл, которая, дрожа, съежилась за чернильницей. — Мою маруху. Не более и не менее. И в наличии, а не на фотке.

Мабелле ахнула:

— Что вы говорите!

— То и говорю.

— Что ж, мир тесен! — сказала Мабелле. — Да, сэр, тесен, и вы не можете этого отрицать. Тем не менее, мне кажется, лучше будет обойтись без стрельбы. Мы ведь не в Чикаго. И пойдут слухи и сплетни.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Эдвард Мургатройд. Он подул на свое оружие, угрюмо пополировал его о рукав и вернул в карман. — Но ей я все выскажу, — добавил он, сверкая глазами на Женевьеву, которая теперь отступила к стене, держа перед собой, словно в жалобной попытке отгородиться от мести, меморандум, которым администрация студии ставила всех авторов в известность, что выражение «польское рыло» более не должно использоваться в диалогах.

— А я выскажу все мистеру Муллинеру, — сказала Мабелле. — Оставайтесь тут и поболтайте с мисс Бутл, пока я в коридоре проинтервьюирую этого Великого Любовника.

В коридоре Мабелле повернулась к Булстроду, крепко сжав губы. На миг воцарилась тишина, нарушаемая только стуком пишущих машинок, доносящимся из разных комнатушек, да иногда тот или иной автор испускал стенание в поисках нужного прилагательного.

— Какой чудесный сюрприз! — сказал Булстрод с жалкой улыбкой. — Какими судьбами ты здесь, любимая?

— Мисс Риджуэй для вас! — отпарировала Мабелле, чьи глаза метали молнии. — Я вам скажу какими. Я бы и сейчас была в Нью-Йорке, если бы вы писали мне, как клялись. Но со времени вашего отъезда я получила только паршивую открытку с видом на Большой каньон.

Булстрод был потрясен.

— Ты хочешь сказать, что я написал тебе всего раз?

— Один раз. И, прождав три недели, я решила приехать сюда, выяснить, в чем дело. В поезде я познакомилась с мистером Мургатройдом. Между нами завязался разговор, и я узнала, что он оказался в точно таком же положении, что и я. Его невеста бесследно исчезла на ничейной голливудской земле и даже открытки не прислала. Это он предложил прочесывать студии. Позавчера и вчера мы обследовали семь, а сегодня, протраливая «Идеало-Зиззбаум», увидели, как вы выходили из какого-то здания…

— Из столовой. Я зашел туда выпить стаканчик охлажденного солодового молочка. Мне было немножко нехорошо.

— К тому времени, когда я с тобой разделаюсь, — сказала Мабелле голосом, охлажденным куда больше любого солодового молочка, — тебе будет совсем нехорошо. Так вот, значит, кто ты такой, Булстрод Муллинер! Изменник и развратник!