Аркадий Аверченко - Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

Онъ ушелъ съ глубокимъ сожалѣніемъ. «Вернулся къ своимъ повседневнымъ дѣламъ», — по выраженію Мифасова.

Этот человѣкъ за все время нашего пребыванія въ Неаполѣ сдѣлался нашей тѣнью…

Но, очевидно, кромѣ насъ — у него никакихъ повседневныхъ дѣлъ не было. Вообще, этотъ человѣкъ произвелъ, въ концѣ концовъ, на насъ такое впечатлѣніе, что до нашего пріѣзда у него никакихъ дѣлъ не было, что все его существованіе на этой планетѣ приспособлено исключительно къ нашему появленію въ Неаполѣ и что послѣ нашего отъѣзда онъ, исполнивъ свое земное предназначеніе, вернется къ небытію.

Когда мы вышли, онъ ждалъ насъ у входа, задремавъ на закатномъ солнышкѣ.

Мы хотѣли потихоньку пройти мимо, но онъ очнулся, вскочилъ, разсыпался въ извиненіяхъ и завертелся, какъ мельница:

— Господа искупались и идутъ въ гостинницу? Я провожу ихъ въ гостинницу.

— Не надо! Намъ тутъ два шага. Мы знаемъ, гдѣ гостинница.

Онъ замоталъ головой и, отстраняя попавшагося намъ навстрѣчу прохожаго, понесся на всѣхъ парахъ.

— Я васъ провожу! Пустите, прохожій, этихъ господъ. Они идутъ къ себѣ въ гостинницу, не преграждайте имъ пути. Они въ гостинницѣ, вѣроятно, освѣжившись купаньемъ, будутъ пить чай или вино, не такъ ли?

— Прованское масло! — отвѣчалъ Сандерсъ. — Пустите насъ или я задушу васъ, какъ котенка.

— Ха-ха-ха! Господинъ очень веселый, онъ шутитъ. Итальянцы тоже веселые. Эвивва, руссо! Швейцаръ! Вотъ эти господа пришли въ вашу гостинницу, они тутъ остановились. Это хорошіе господа, и ты, швейцаръ, относись къ нимъ внимательно. Не нужно ли вамъ разложить ваши чемоданы, ваши вещи? Что? Къ черту? О, господинъ большой весельчакъ. Имѣю честь кланяться. До вечера!

Стоя внизу, въ пролетѣ лѣстницѣ онъ долго посылалъ намъ привѣтственные знаки и махалъ грязнымъ платкомъ.

Черезъ часъ я вышелъ на улицу съ цѣлью побриться. Первое лицо, которое я увидѣлъ около гостиницы — былъ Габріэль, нашъ знакомецъ.

— Что вы тутъ дѣлаете? — изумленно спросилъ я.

— Ожидаю. Можетъ быть, синьорамъ что нибудь понадобится.

— Ничего не надо. Какъ дойти до парикмахерской: налѣво или направо?

— О, я, конечно, провожу васъ! Пойдемте, я знаю, гдѣ парикмахерская.

О, хорошо было бы, если бы Габріэль не зналъ, гдѣ парикмахерская.

— Не надо провожать меня. Я просто возьму извозчика.

— Извозчика? Сейчасъ!

Онъ исчезъ и черезъ полминуты ко мнѣ подкатилъ экипажъ. Я взглянулъ на извозчика…

Это былъ Габріэль.

— Какъ?! Развѣ вы и извозчикъ?!

— Я все, господинъ. Все, что вамъ понадобится.

— Какъ?! Развѣ вы и извозчикъ?!

— Я хочу акробата, — пошутилъ я.

Габріэль камнемъ скатился на мостовую, положилъ бичъ и, хлопнувъ въ ладони, сталъ на голову. Еле уговорилъ я его усѣсться на козла.

Въ тотъ же день мы съ Сандерсомъ отправились въ знаменитый неаполитанскій акваріумъ.

Человѣкъ, продававшій билеты, попросилъ на чай, человѣкъ отбиравшій билеты попросилъ на чай-же и сторожъ при рыбахъ попросилъ тоже на чай за то, что онъ палочкой пошевелилъ какого то гада.

Акваріумъ, дѣйствительно, былъ чудесный. Громадные омары и краббы медленно шевелились за стекломъ, беззвучно перебирая чудовищными клещами… Отвратительные осьминоги такого вида, который только и можетъ пригрезиться въ ночныхъ кошмарахъ, смотрѣли на насъ страшнымъ неподвижнымъ взглядомъ, присосавшись къ стеклу и медленно втягивая и вытягивая тошнотворныя лапы, покрытыя, какъ маленькими бѣлыми блюдцами, присосками.

Какія-то толстыя рыбы съ презрительно отвисшей нижней губой, точно сытые бюрократы, еле шевелили плавниками въ тупой дремотѣ… Стаи юркихъ рыбокъ стрѣлой неслись по водѣ, моментально, какъ по командѣ, поворачивались и также стройно неслись въ другую сторону. Одна суетливая рыба чрезвычайно напомнила намъ провинціальную сплетницу: она безтолково шныряла отъ одной группы къ другой, подсматривала, что дѣлаютъ омары, и, взмахнувъ возмущенно плавниками, неслась сейчасъ же къ угрямъ, разсказывала о видѣнномъ и, махнувъ хвостомъ, летѣла уже къ сонному краббу, донося на поведеніе угрей. Всюду она вынюхивала, шпіонила и подслушивала. И еще потому была она похожа на человѣческую сплетницу, что имѣла ротъ узенькій, собранный въ ниточку, глазки востренькіе, а на головѣ нѣчто вродѣ природнаго капора.

Въ то время, какъ я за ней наблюдалъ, Сандерсъ задумчиво стоялъ около другого стекляннаго ящика, изрѣдка вертя головой во всѣ стороны.

— Вотъ чудаки! — сказалъ онъ. — Насыпали песку и поставили пустой ящикъ.

Сторожъ, услышавъ это, по выраженію лицъ замѣтилъ наше недоумѣніе хлопнувъ Сандерса ободряюще по плечу, исчезъ.

Черезъ минуту онъ явился съ длинной палкой. Сунулъ ее въ пустую вазу и — вдругъ песокъ зашевелился, разорвался на десятокъ кусковъ, и каждый кусокъ песку оказался плоской рыбой, до смѣшного точно сотворенной мудрой природой подъ цвѣтъ и видъ настоящаго песка.

— Мимикрія! Защитный цвѣтъ. До сихъ поръ я видѣлъ это только у бабочекъ.

Такъ какъ мы не были одарены свойствомъ мимикріи и не могли слиться съ окружающей насъ обстановкой, то сторожъ, вернувшись, безъ труда отыскалъ насъ и потребовалъ на чай, за то, что пошевелилъ палкой.

Осьминогъ, присосавшись къ стѣнѣ, смотрѣлъ, какъ мы расплачивались, и въ его страшныхъ выпученныхъ глазахъ тоже ясно читалось всеобщее, какъ эпидемія, желаніе получить съ форестьера на чай.

— А вотъ, — сказалъ я Сандерсу, — посмотрите-ка какія хорошія раковины. Если бы на каждой изъ нихъ было еще написано «Привѣтъ изъ Ялты» — совсѣмъ онѣ были бы настоящими раковинами.

— А вотъ это, такъ называемая, чернильная рыба, — сказалъ Сандерсъ. — Кстати, надо будетъ нынче вечеромъ написать домой письмо.

Сандерсъ никогда ни въ чемъ не хотѣлъ отъ меня отставать. Стоило только съострить мнѣ, какъ острилъ и онъ.

— Однако, — ледянымъ тономъ сказалъ я. — Атмосфера начинаетъ сгущаться. Пожмите осьминогамъ лапы и пойдемъ отсюда.

Конечно, Габріэль уже дожидался при выходѣ. И, конечно, онъ уговорилъ насъ ѣхать на Позилиппо.

Мы не жалѣли, что поѣхали. Чудесная живописная дорога… Съ одной стороны обрывистый берегъ моря, съ другой — непрерывный многоверстный рядъ домишекъ, населенной ужасающей бѣднотой. Но все это такъ красиво: грязные растрепанные дѣти, лѣнивые прохожіе, тяжелыя простоволосыя простолюдинки, перебрасывающаяся изъ окна съ сосѣдкой тихими односложными словами, или перебѣгающія дорогу съ фьяской вина подъ мышкой, живописное тряпье, развѣшанное на стѣнахъ и окнахъ домишекъ, обрывокъ пѣсни, донесшійся слѣва, запахъ свѣжей рыбы, донесшійся справа, клубъ золотой отъ заходящаго солнца, пыли впереди и крики мальчишекъ бѣгущихъ сзади за экипажемъ, въ чаяніи получить что нибудь съ ошалѣлаго иностранца…