Александр Стефанович - Париж ночью

Ставский замолчал. Я тоже не задавал вопросов. Нужно было переварить информацию.

— Но сегодня он был не прав. Ушел, не дождавшись кускуса. А ведь еще неизвестно, когда ему придется отведать этого супчика. И придется ли отведать вообще.

Официант поставил на стол супницу с бульоном, блюдо с жареной верблюжатиной, тарелку с изюмом и моченым горохом.

— Точно, — сказал Эдуард, вдыхая густой аромат вареных овощей. — Лучше этого кускуса нет нигде, ну, разве что в самом Марракеше.

– У меня тоже есть личные воспоминания про Лазурный Берег, — вдруг оживился Пьер. — Был там у меня один забавный приятель в Ницце…

Много я видел ловеласов, но Кристиан был чемпионом. Юные красавицы ходили за ним табунами.

И это было загадкой. Потому что внешне Кристиан не представлял собой ничего особенного. Лысоватый, толстый полуараб, помешанный на сексе. Все его разговоры, шутки, анекдоты были только о женщинах, о постельных приключениях и обо всем, что с постелью связано. Поскольку я тоже считаю это лучшим из занятий, наши дорожки быстро сошлись. Нас связала дружба по интересам.

Кристиан держал сэндвич-бар в самом центре Ниццы. Он располагался в узкой щели между домами. На улицу выходил прилавок, за которым стоял продавец, а в глубине помещения, между столом и холодильником, обычно восседал Кристиан в окружении красавиц — студенток местного университета. Непонятно было, когда эти красотки вообще учились. Целыми днями они торчали в сэндвич-баре и смотрели в рот моему приятелю. Эта сцена так и просилась на холст. Картина могла называться «Султан в гареме».

Иногда мы виделись с Кристианом каждый день, а иногда не поддерживали контакта по неделям. Вернувшись однажды в Ниццу после непродолжительного отсутствия, я заглянул к Кристиану и увидел там душераздирающую сцену. Весь сэндвич-бар был заполнен толпой рыдающих красавиц. У меня екнуло сердце. Я подошел спросить, что случилось. Опознав во мне приятеля Кристиана, они наперебой начали что-то верещать и при этом зарыдали с еще большей силой. Поднялся невообразимый гвалт. Половина девушек были арабками. Эти причитали с особенной страстностью. Понять что-либо было невозможно.

— Стоп, стоп! — прикрикнул я на них. — Пусть говорит одна, и медленно!

Но никто не хотел уступать своего права первой рассказать ужасную историю. Из их сбивчивой тарабарщины я понял, что Кристиан в больнице, он ранен, и достаточно тяжело. Виновницей была одна из девушек, которая, приревновав Кристиана к остальным, воткнула прямо в живот моему приятелю длинный нож, которым резали колбасу для сэндвичей.

Девушки живо разыграли сцену покушения и указали на очень похожий нож. Настоящее орудие преступления забрала полиция.

Я выразил через них соболезнования бедному другу, пожелал ему скорейшего выздоровления и оставил девчонкам свой телефон с просьбой сообщать о его самочувствии.

— Но если произойдет что-либо трагическое, тоже сообщите, чтобы я знал, когда похороны, — наказал им я.

До похорон дело не дошло. Через несколько дней мне позвонил сам Кристиан и сообщил, что вышел из больницы и сидит у себя в баре. Я сел в машину и помчался, чтобы увидеть вернувшегося с того света приятеля. По дороге я живо представлял себе сцену возвращения хозяина гарема — все эти танцы живота, визги и слезы счастья многочисленных наложниц.

Однако толпы в баре я не обнаружил. В глубине, на фоне белых холодильников, сидел бледный Кристиан. Он меня приветствовал, но подняться из кресла не смог. Я обнял приятеля. Он поднял майку на животе и показал приличных размеров ватную подушку, прилепленную к телу липкими лентами.

Кристиан рассказал, какой глубины у него ранение, сколько кишок и внутренних органов задето. Я ему посочувствовал. Он угостил меня кофе, который приготовила единственная девушка, находившаяся рядом с ним.

— Знакомься, — сказал Кристиан, — моя новая подруга, Набила, она из Туниса.

Девушка была очень красивая, со сверкающими глазами и точеной фигурой. Она нежно ворковала вокруг Кристиана, гладила его по голове, ласкала и всячески возрождала к жизни.

Я представился ей и из вежливости спросил, чем она занимается.

— Известно чем, — усмехнулся Кристиан. — Это мой киллер.

— Кто? — не понял я.

— Мой киллер, — повторил он. — Ведь это она разогнала весь мой гарем и засадила в меня этот нож по самую рукоятку.

– Хорошие у тебя дружки, Пьер. Но давай вернемся к кинофестивалю. В том году Россию представлял фильм режиссера Вити Невского, моего знакомого, персонажа не менее колоритного, чем твой Кристиан.

Витя прославился еще во время учебы на режиссерском факультете ВГИКа. Он был заметной личностью — обаятельный, с простецким круглым лицом и вечно озорными глазами. Василий Шукшин первым увидел в нем актера. Витя снимался во всех студенческих работах Шукшина, а потом и в больших его фильмах, что говорит о его обаянии и темпераменте. К тому же в Невском бурлила молодая кровь. Он был просто помешан на сексе и пользовался успехом у девушек.

Студенты, будущие режиссеры, значительное время обучения проводили в кинозалах. Каждый день они смотрели фильмы из истории отечественного и зарубежного кино. Но если просмотры выпадали на утренние часы, то частенько во время первой пары, с девяти до двенадцати, в темном зале все спали. Потому что, во-первых, сказывалась ночная жизнь, а во-вторых, обязательные к просмотру фильмы далеко не всегда были интересными. Виктор Невский, как человек живой и верткий, однажды, собираясь поспать, повернул голову круче других и увидел в окне кинобудки, рядом с лучом кинопроектора, очень симпатичное женское личико. А поскольку вход в кинобудку был прямо из зала, он поднялся по лесенке в проекционную, открыл дверцу и обнаружил там смазливую девушку с огромным бюстом. Она работала киномехаником. Обаяв ее с присущей ему легкостью, он тут же вступил с ней в преступную связь. После этого случая занятия по истории кино стали его самыми любимыми. Потому что, когда остальные студенты засыпали, он удалялся в кинобудку и занимался там любовью с девушкой-киномехаником. Одно было плохо — каждые десять минут им приходилось прерываться для смены бобин в кинопроекторе. Но это даже придавало пикантность их романтическим свиданиям.

Короче, возник у них необычный роман. Потому что, кроме как в кинобудке, они нигде не встречались. Не назначали свиданий, не гуляли по осенним аллеям и, как ты понимаешь, не ходили в кино. Они встречались только в этой кинобудке. Поэтому, когда подруга предложила Вите встретить с ней Новый год, он удивился, но согласился: «Почему нет? Конечно!» И пришел к ней по указанному адресу с бутылкой «Столичной». А придя, обнаружил, что девушка не одна, а с симпатичной подругой. Выпили, закусили, потанцевали, снова выпили. В результате — Витя оказался в койке. Сначала — с грудастой, потом — с ее подругой, потом — с двумя. Так они провели первый день нового года, а утром 2 января Витя, счастливый и хмельной от вина и усталости, вернулся к себе в общежитие.