Елена Лактионова - Вот пришел папаша Зю…

К двум часам к вагончику на колёсах, стоявшему несколько в отдалении, подкатила светлая «девятка». Из неё по специально проложенным мосткам процокала на каблучках стройная элегантная дамочка — разглядеть её издалека Борис Николаевич не смог, — открыла амбарные замки вагончика и вошла внутрь.

— Ещё одна благодетельница явилась! — воскликнули ппубовцы.

Подхватив свои бутылочно-тряпочно-бумажные трофеи, они потянулись к вагончику.

— Эй, президент! — окликнул кто-то Ёлкина. — Идём нашей мамзель на милость сдаваться.

Борис Николаевич собрал в один из найденных здесь мешков бутылки, в другой — макулатуру и утиль, взвалил на плечи и поплёлся к вагончикам. Подойдя ближе, его слух вдруг резанул знакомый ему голос «мамзель», который спутать с другим было невозможно: голос принадлежал Ирине Муцуовне Якамада!

— Сколько раз говорить, чтобы прочнее перевязывали бумагу?! Что, верёвок на свалке не хватает? Что, Якамада должна вам верёвки искать? — выговаривала она кому-то. — Ровнее стопочки ставьте, ровнее. Газеты в один угол, картон — в другой. Двенадцать килограмм! — подытоживала она. — Двенадцать копеек. Следующий!

Приём вторсырья шёл ходко. Борис Николаевич, пока стоял в очереди, досконально узнал, что расценки у «Муцовны» ровно вдвое меньше, чем в городе — в знак компенсации за антисанитарные условия работы. А бутылка и вовсе стоила три копейки.

— Борис Николаевич, вы ли это? — воскликнула Ирина Муцуовна, когда Ёлкин швырнул на весы свои перевязанные стопки макулатуры.

— Я! — только и ответил он.

— Борис Николаевич, что же вы в общей очереди стояли? Зашли бы прямо ко мне, я бы вас без очереди приняла. Давайте в следующий раз…

— В следующий раз я опять буду в общей очереди! — резко оборвал её Ёлкин.

— Ну, дело хозяйское, — быстро погасила конфликт Ирина Муцуовна, памятуя, что в начале своей трудовой деятельности Ёлкин обычно отказывается от привилегий. — Давайте-ка мы лучше посмотрим, что вы нам сегодня принесли, Борис Николаевич, — как к ребёнку, обратилась она к Ёлкину. — Та-ак, макулатура… пять килограмм… Для первого раза неплохо, Борис Николаевич. Пятачок ваш. А в том мешке у вас что? Бутылочки? Оч-чень хорошо. Давайте мы их поставим в этот ящик и пересчитаем. Сколько у нас бутылочек? Та-ак, восемнадцать, из них шесть битые… по цене боя. Итого… Двенадцать на три, да бой по копеечке…

— Хоть бы копеечку на бутылку накинула, — проворчал Ёлкин. — А то обдираловка, понимаешь.

— Хорошо, Борис Николаевич, — опять с готовностью и милой улыбкой согласилась Якамада. — Итак, за двенадцать бутылочек — по четыре копеечки — получайте сорок восемь копеек, Борис Николаевич. Только для вас.

— Не нужно только для меня! — снова насупился Ёлкин. — Или всем накинь, или никому!

— Хорошо, — моментально согласилась Ирина Муцуовна. — Вы правы, Борис Николаевич: лучше никому. Получайте свои сорок две копеечки за бутылки плюс макулатурный пятачок.

Ёлкин вышел из вагончика, пересчитывая на ладони свои первые заработанные «помоечные» деньги.

— Президент! — окликнули его из очереди. — Первую получку надо обмыть! Сколь заработал-то сегодня, на пол-литра хватит? Если нет, скинемся — у нас народ дружный!

Тем временем вся страна, как один, торжественно готовилась к празднованию Великой Октябрьской социалистической революции. Вышел указ Зюзюкина об украшении городов и населённых пунктов красным кумачом. Так как все фабрики, до перестройки выпускавшие кумач, либо перепрофилировались на пошив мужских трусов, либо вовсе простаивали, пришлось несколько тонн материи закупить за рубежом.

На площадях крупных городов предполагалось провести грандиозные военные парады и, разумеется, демонстрации трудящихся масс. За месяц до ноябрьских праздников рабочие на предприятиях были сняты с основной работы и брошены на подготовку к демонстрации. Для украшения праздничных колонн были привлечены лучшие силы и таланты, весь имеющийся в наличии автотранспорт. Сколачивались огромные транспаранты, гигантские сцены, которые устанавливались на машинах. На сценах предполагалось являть народу свои таланты художественной самодеятельности, а транспаранты предназначались прославлять величие партии и её неотрывную связь с массами. На стенах зданий, где прежде резала глаз чуждая советскому народу реклама западной продукции, висели теперь огромные панно с шестерёнками, тракторами и токарными станками:

МИР — ТРУД — МАЙ

По фасадам зданий, поперёк улиц растягивались кумачёвые полотнища, а вдоль дорог устанавливались стенды наглядной агитации. Так как все надписи на них были сделаны белыми буквами по красному фону, то молодёжь издалека принимала их за рекламу кока-колы. Какое же было её удивление, когда при ближайшем рассмотрении она прочитывала следующие странные надписи:

СЛАВА КПРФ!

МИРУ — МИР

РЕШЕНИЯ ВСЕХ СЪЕЗДОВ КПРФ — В ЖИЗНЬ!

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЕЛИКАЯ ОКТЯБРЬСКАЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ЕЕ ОРГАНИЗАТОР И ИДЕЙНЫЙ ВДОХНОВИТЕЛЬ В. И. ЛЕНИН!

а также:

РЕВОЛЮЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ!

и

ЕСТЬ У РЕВОЛЮЦИИ НАЧАЛО, НЕТ У РЕВОЛЮЦИИ КОНЦА

Относительно двух последних лозунгов поколение «Pepsi» решило, что имеется в виду сексуальная революция — и плакаты ему понравились. Правда, не хватало в них иллюстративного материала, и поколение подрисовывало его само.

Военные училища и воинские подразделения каждую ночь маршировали на городских площадях. Жители близлежащих домов не могли спать от стройного топота ног и мата командиров. Когда на репетиции вышла тяжёлая техника, начались припадки.

Студентов и школьников снарядили в подвалы и чердаки учебных заведений на раскопки минувшей эпохи. Порой поиски были удачны: из всевозможного хранившегося там под толстым слоем пыли хлама извлекались бюсты Ленина и Карла Маркса с отбитыми носами и ушами. Их срочно реставрировали и выставляли в оборудованных Красных уголках. С восторгом неандертальцев следопыты извлекали откуда-то фанерных голубей и ромашки на палочках. Наиболее ретивые откопали даже плакаты и транспаранты с цитатами:

ДОГОНИМ И ПЕРЕГОНИМ АМЕРИКУ!

и

ЭКОНОМИКА ДОЛЖНА БЫТЬ ЭКОНОМНОЙ

Но им сказали, что это не надо.

В младших классах готовили первых школьников, достойных стать октябрятами.

Художники и скульпторы были завалены заказами. К годовщине Великого Октября намечалось массовое открытие памятников революционеров и вождя всех трудящихся, варварски снесённых «демократами».

Зураб Церетели спешно монтировал гигантский памятник Ленину на Красной площади. Ленин стоял широко расставив ноги, чтобы между его ног могли проходить колонны демонстрантов. Одна его рука как бы опиралась на ГУМ, другая — с кепкой — показывала направление на восток. Памятник должен был символизировать многоукладность экономики, торжество идей ленинизма и что путь России лежит отнюдь не на Запад, как пытались это доказать так называемые «демократы». Юрий Михайлович Лужников предложил в голове Владимира Ильича в дальнейшем устроить обсерваторию с обзорной площадкой в открытом рту и с выходом телескопов из глаз и ушей.