Андрей Союстов - Сказки на ночь

— Кто? Я?! — Атилла чуть не рухнул с коня.

— Ну, не я же. — с еще большей флегмой отбрил предводителя гуннов дракон. — Чихаете?

— Иногда…

— Из ноздрей выделения бывают?

— Ты про сопли?

— Вот она — бездна дремучести и мракобесия! — дракон презрительно поджал нижнюю челюсть. — Сопли… Это и есть разжиженные мозги, дурень.

Атилла рухнул с коня.

— На колени! — неожиданно заорал дракон. — На колени, варварское отродье!.. И — в очередь!.. Анализы сдавать!.. Между прочим, я вам еще не говорил, что в нашей цивилизованной Европе все медицинские услуги платные?.. Мы вам не какие-то там варвары!..

Был солнечный полдень.

— Ну?.. — спросил дракон.

— Ик!

— А конкретнее? — дракон сурово сдвинул брови.

— Ик!

— Это же надо было так нализаться… — желчи в голосе ящера вполне хватило бы на то, чтобы целиком затопить всю Англию плюс половину Ирландии впридачу.

— Я, ик, нечаянно. — стыдливо проблеял рыцарь, жадно припадая к бадье с холодной водой.

Дракон скептически фыркнул.

— Ч-ч-честное феодальное — нечаянно… Ик!.. — рыцарь из недр бадьи сделал вторую попытку чистосердечно исповедоваться. — Такая приятная компания была… Немец этот Вольфрам, ик, фон Эшенбах… Всё о камне каком-то талдычил. Сквайр Дэн, чёрт его побери, Браун… Из этих… Из пыс-сателей, ик. Про бабу какую-то плёл… Ещё с нами сидели жид и козопас из Скоттии. Если б, кстати, не этот шотландский мерзавец, я б ни в жизнь… Ик!..

Дракон, почитавший себя в глубине чешуйчатой души интеллигентом, тактично дождался, когда уже привычное «ик» напарника гармонично перерастёт в судорожное бульканье и, сочтя последнее за приглашение к продолжению диалога, озвучил наболевшее:

— По-моему, партнёр, ты — идиот!.. Нет, я вовсе не против диких дебошей и пьяных оргий. Как говорится — у всех свои маленькие слабости… Опять же — житие посреди тёмного средневековья, это сплошной стресс, который надо как-то купировать… Но!.. Но, вот положив коготь на сердце, что ты с этого имеешь? Кроме обнаруживаемых под утро синяков, пустого кошеля и жуткого похмелья?

Не отрываясь от бадьи, рыцарь покачал перед мордой напарника грязным указательным пальцем. Видимо — в знак протеста. Потом, собравшись с силами, промычал:

— Тут, партнёр, ты не прав. Глубоко… буль-буль!.. не прав.

— Ой ли? Вот что конкретно ты вчера приобрёл? Кроме всего мною ранее перечисленного, разумеется.

— Да прорву всего!.. — безапеляционно заявил рыцарь, заметно оживившийся после свидания с бадьёй и даже переставший икать. — Во-первых — совершенно замечательный хайландерский плед…

— …Грязный, дырявый, вонючий. Вместо всей остальной одежды. — педантично уточнил ящер, во всём любящий точность.

— Во-вторых, гм? — рыцарь уселся на перевёрнутую вверх дном бадью и надменно оттопырил нижнюю губу. — Во-вторых — чашу. Я её у гулявшего с нами жида в кости честно выиграл. Почти честно, да… Очень удобная, кстати, была чаша. В неё влезала целая пинта стаута — я лично проверял! И ты знаешь, наливаешь сущую кислятину, а когда пьёшь — вкус как у настоящей амброзии. И по телу такая приятная бодрость разливалась!..

— «Была», «влезала», «разливалась»? — ящер ехидно прищурился. — И где же эта чаша теперь?

— Ну… — рыцарь стушевался. — Понимаешь, тот козопас из скоттов посмел меня вызвать на поединок… Кто больше выпьет «Гиннесса»…

— И?

— И… выиграл, мерзавец. Всю мою одежду и чашу эту ёськину.

— Ёськину?

— Жида, с которого я ту чашу слупил, звали Ёся… этот, как его?.. А!.. Ёся Аримафейский, вот. Он, говорят, ещё в Турине какой-то удачный гешефт провернул. Не то — с текстилем, не то — с похоронными принадлежностями. Ну, там венками, тапочками, плащаницами…

— В Турине, говоришь? Гешефт с похоронными принадлежностями? Ёся Аримафейский?!.. — дракон вдруг не на шутку разволновался. — Кажется, я догадываюсь, ЧТО ЭТО БЫЛА ЗА ЧАША! И лучше б нам её вернуть. Ты хоть помнишь того шотландца?

— Ммм… Он был в юбке!

— Редкая примета. — дракон скривился. — Что-нибудь ещё?

— Постоянно выпендривался и принимал героические позы — просто клоун какой-то… А звать его не то Макдоналдс, не то Макдурень, не то Мак… Нет, не помню как. Правда, помню, когда мы с ним пили, то он на весь паб орал: «Останется только один!..»

— Ну, хоть какая-то зацепка. Всё. Поднимай свой зад — пора браться за поиски.

Кутаясь в пропахшее козами рваньё, рыцарь с кряхтением встал, охнул и страдальчески схватился за гудевшую с перепоя голову:

— Три тысячи чертей!.. Что это хоть за чаша-то была?

— Я тебе это потом скажу. — буркнул ящер, пытаясь вспомнить в какой стороне Шотландия.

— Почему это?

— А чтоб ты раньше времени дуба не дал. От стресса… — дракон не удержался и хихикнул. — Хотя, почему «потом»? Можно сказать и сейчас. Хуже тебе уже вряд ли будет. Ты ж, партнёр, теперь у нас — бессмертный. Идиот!..

Был солнечный полдень.

— Ну?.. — спросил дракон.

— Пресвятая Дева, да они просто оборзели! — совсем не по-рыцарски всплеснул руками рыцарь, становясь при этом неуловимо похожим на кудахтающую курицу.

Эклектическое соседство в одном предложении обращения к божественной сущности и сугубо мирского глагола «борзеть» явно свидетельствовало об эмоциональном стрессе напарника. Дракон машинально отметил этот факт и постарался успокоить соседа:

— Ну-ну. Совершенно не вижу тут причин для волнения. С каждым бывает. Нельзя быть таким впечатлительным.

Огласив банальные истины, дракон снова уставился на замок.

У его стен бурлило море разливанное народного гнева.

— Эта чернь, что она о себе возомнила?! — снова высокомерно начал рыцарь, но осёкся, заметив выражение морды ящера.

Как показывала практика, такая одухотворённо-продувная пантомимика у дракона появлялась в двух случаях. Или, когда крылатое пресмыкающееся замечало верную возможность удвоить свое состояние за счет чужих капиталов. Или, когда авиаящер натыкался на перспективу за счет глупости ближних, а равно и дальних своих, оное же состояние утроить…

…Подбоченившийся поверх телеги чумазый и плешивый оратор ещё раз убедился, что от замка до импровизированной трибуны никак не меньше двух перестрелов стрелы, после чего, успокоенный этим фактом, экзальтированно возопил: «Новые подати?! Не позволим!!!..» Впрочем, окружившая телегу толпа воинственно потрясающих дубьем и топорьем крестьян, так и не узнала, что и кому их вожак собирался не позволить. Потому что в этот момент взгляд раздухарившегося оратора внезапно наткнулся на торчащую над задними рядами присутствующих чешуйчатую башку.

— Мир, труд, май, — проворковала башка и доброжелательно оскалилась, чем окончательно ввергла вождя в затяжной ступор.