Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

— Что произошло? — спросил Берлянчик.

— В общем ничего особенного. Муж пригласил на «Мавританию» Хопера и весь его чиновничий истэблишмент, а я сорвала ему шоу: сбежала с «Лотереи любви».

— Мда… Я не вправе задавать подобные вопросы, но всё-таки: такая женщина — и он! Как это могло случиться?

— Вы имеете ввиду его прошлое? — просто ответила она. — Ну как вам это объяснить… Если яркий незаурядный человек не принят обществом, он становится его врагом. О Мюрате тоже говорили, что если бы он не стал маршалом Наполеона, то был бы лесным разбойни­ком.

«На Мюрате надо закруглиться», — подумал Додик, поняв, что заходит слишком далеко.

— Вы не сказали, куда мы едем?

Она ответила неопределённым жестом.

— Я, в общем-то, сама не знаю… Может быть, вы что-нибудь подскажете?

У Берлянчика был выбор небольшой.

— У меня есть свободная квартира на Пастера.

— Я не возражаю, — рассмеялась монархистка. — Но прежде мне надо повидать господина Зелепукина.

— А где он?

— Возле «Красной».

Берлянчик развернул машину в сторону Пушкинской. Некоторое время ехали молча. Берлянчик искоса поглядывал на Ирину Филиппов­ну, стараясь подавить безотчётную тревогу. Несмотря на всю привле­кательность, она в его глазах оставалась женой Пумы, то есть пред­ставителем той самой ненавистной среды, которая пыталась его унич­тожить. Невольной носительницей памяти о ней. Иначе говоря, рядом сидела волнующая полярность около ста семидесяти пяти сантиметров роста в лёгком шифоновом платье и неотразимым сумбуром идей в оча­ровательной головке. Берлянчик знал, что чем сильней контраст, тем он притягательней и опасней. Он чувствовал, что миг, проведённый с ней в стенном шкафу, страшный и блаженный, грел его тревожным огоньком. Он боялся раздувать его.

— Ирочка, — наконец сказал Берлянчик, — вы как-то на даче упомянули о «Престольном Набате». Если не секрет, что это такое?

— Моя организация.

— Вы монархистка?

— В известной мере — да.

— Как это — царь, и в известной мере?

— Пока речь идёт не о троне, а о разумной трансплантации части прошлого в наши дни... Вы смотрели кадры нацистской кинохроники — как жгут книги на костре? Нечто подобное происходит и сейчас. Посмотрите на книжные лотки: секс, мистика, маньяки и убийства. Но ведь мы, профессор, живём в атомном веке, и при таком состоянии умов последствия могут быть апокалиптические. Нам нужна аристократия! Голубая кровь настаивалась веками и породила потребность в красо­те. Все великие титаны духа — это имена монархической культуры. Они дали нам цивилизацию. И ещё заметьте: только те европейские наро­ды, что уберегли своих монархов, пришли к процветанию без кровавых социальных потрясений. Это ли не знак господень?

«Ещё бы! — с иронией подумал Додик. — Не будь на то господня воля, я бы сейчас сидел в кабинете и занимался проблемами завода, а не выслушивал бредни этой ненормальной».

Однако вслух он сказал:

— Но как вы объясните это избирателям Чубаевки или, скажем, Молдаванки?

— Они услышат то, что пожелают услышать: про возврат вкла­дов, про пенсионную реформу, про порто-франко и тому подобное. Де Голль писал, что правду говорят только ничтожные политики.

— В этом смысле, — пошутил Берлянчик, — у нас ничтожества — большая редкость.

Когда они подъехали к гостинице «Красной», господин Зелепукин стоял возле «Джипа», нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Со стороны он был похож на большую пузатую сахарницу: круглая голова без шеи с оттопыренными ушами, уходящими глубоко в широкие плечи, короткие ноги, массивный живот. На лацкане его серого пиджака кра­совался депутатский значок. Вид господина Зелепукина озадачил Берлянчика. Он не мог понять, что общего между этим матёрым с виду и вполне земным чинушей и Ириной Филипповной с её цитатами из Де Голля и аристократическим сумбуром в голове. Ещё больше Берлянчик удивился, когда монархистка попросила её проводить к депутату.

— А зачем я нужен? — не понял Додик.

— Господин профессор, мне предстоит очень серьёзный и труд­ный разговор. С вами я буду чувствовать себя уверенней.

Берлянчик не стал упрямиться.

— Здравствуйте, господин Зелепукин! — сказала Ирина Филиппов­на, когда они приблизились к нему. — Я — та самая Ирина Филипповна, о которой с вами говорил господин Костюкович. А это господин Бер­лянчик. Его банк будет финансировать нашу программу.

«Какой банк? — удивился Додик. — Какая программа? Что эта фан­тазёрка несёт?!»

«Сахарница» еще больше втянула голову в плечи, что выражало наивысшую форму сарказма.

— Милочка, я вас ждал к восьми. К восьми — это значит к вось­ми. А сейчас три минуты девятого, и у меня ещё Киевская трасса впе­реди. Ну выкладывайте, что там у вас. Только покороче.

— Господин Зелепукин, нам нужна ваша помощь.

— Кому это вам?

— Ну... Умеренным консерваторам. Скажем так. По круглому лицу Зелепукина облаком скользнуло сомнение: не совершил ли он глупость, потратив драгоценное время на встречу.

— У вас есть программа?

— Да есть.

— Какая? Только в общих чертах.

— Прежде всего, это создание крупных помещичьих землевладе­ний.

— Что, что? — взревел депутат.

— Вы не ослышались: помещичьих, я сказала.

Зелепукин бесцеремонно повернулся к ней спиной, открывая дверцу «Джипа».

— Вот что, любезная, найдите себе другой предмет для веселья… Я вам говорю, что у меня каждая секунда на счету, а вы околесицу несёте!

— Ещё два слова, господин Зелепукин. Чтобы вы не думали, что это пустая болтовня, я предлагаю провести эксперимент. Мы скупаем земли на ваше имя и даём кредит. Да, да! Деньги у нас есть. Боль­шие деньги.

Упоминание о больших деньгах несколько остудило гнев господи­на Зелепукина.

— На моё? — недоверчиво переспросил он.

— Да, на ваше. Но при определённых условиях, конечно. Первое — выборы. Вы бросаете свой админресурс на мою победу. Второе — как только поместье станет на ноги, его уклад должен отвечать духу на­ших взглядов.

— Это отличная идея! — подхватил Берлянчик. — Вы до конца её не оценили. Надо вернуть обществу звание порядочного, а пуб­лике — приличной, а это может сделать только благородное сословие. Если мы, консерваторы, победим на выборах, мы возродим его админист­ративным путём. Неважно, что среди аристократов первой волны окажут­ся чиновники, фрезеровщики, трактористы, сантехники и бандиты — их потомки уже во втором поколении станут изысканно благородной средой.

Монархистка испуганно посмотрела на господина Зелепукина, видимо, ожидая, что этот рискованный экспромт Берлянчика погубит дело окончательно. Однако чиновник выслушал эту речь на удивление терпеливо и спокойно. Казалось, он что-то прикидывал в уме.