Илья Пиковский - Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика

— Миша, ты видишь? — страдальчески поморщился он. — Я да­же картошку жевать не могу.

Газецкий быстрым намётанным взглядом насчитал девять зуб­ных отверстий в шуриновых челюстях.

— Ладно, — кивнул он. — Поставь себе пять фарфоровых зу­бов. Я заплачу.

Ещё четыре отверстия во рту родича бережливый Газецкий оставил себе про запас.

Когда Миша вернулся домой, Тала ещё спала. Двери в её спальню были прикрыты, а в гостиной парил ералаш, оставшийся с вечерних посиделок. Миша в сердцах чертыхнулся. Он не любил нес­ти бремя гнетущего страха в тягостном одиночестве. В минуты тя­жёлых испытаний ему нужны были глаза и уши, но «они» мирно спа­ли, закутавшись, как кокон, в плед.

Газецкий решил не тратить время на неё и ринулся к Елизавете Францевне, прабабушке жены. Сейчас его больше всего беспокоила старуха. Она числилась генеральным директором фирмы «Милскоп», через которую Газецкий вел свои дела, и теперь он опасался, что СБУ возь­мется за нее.

Елизавета Францевна сидела с задернутыми шторами у козетки при свете настольной лампы с зеленым абажуром и перебирала пожел­тевшие фотографии и письма. Она была в черном кружевном платье, в шляпке с густой вуалью и перчатках до локтей.

— Бонжур, Мишель! — сказала она со слезами в голосе, подно­ся к глазам носовой платок. — Здравствуй, милый!

— Елизавета Францевна, что с вами?

— Покойный Николя... Не знаю почему, но вдруг нахлынуло — и так сильно, по-новому, свежо...

— Давно он умер?

— В пятнадцатом году. Я помню, сразу после конфирмации мы по­ехали в деревню...

— Бабушка, — перебил Газецкий, — я вас умоляю, возьмите себя в руки. Все равно вы слезами не вернете Николя. Вы помните, о чем мы с вами говорили?

— Да, Мишель, — ответила старушка. — Фирма «Милскоп».

— А чем фирма занимается?

— Отправляет металлолом в Прибалтику.

— Верно. А кто генеральный директор?

— Я.

— Молодцом. А где вы брали металлолом?

— Скупала и пилила пароходы.

— А кто брал кредиты в банке?

— Тоже я.

— А где договора и документы?

— На кредиты?

— Да, да!

— В сюю-юмочке, — старушка содрогнулась от рыданий. — С письма­ми от Николя…

В день этих событий Берлянчик сменил место жительства, поселив­шись в небольшой коммуне на Базарной. На работу он тоже ездить пере­стал. На этих мерах безопасности настоял Довидер. В отличие от Бер­лянчика, который прежде всего видел забавную сторону вещей, принижав­шую ощущение опасности, Гаррик намного трезвей смотрел на вещи. Быв­ший «ломщик» хорошо знал уголовную среду.

Соседями Берлянчика по коммуне была супружеская чета. Ольга Альгердовна угощала его кофе с печеньем, а Эрнест Панкратович, судо­вой механик на пенсии, донимал Берлянчика беседами на исторические темы. Тем не менее, это были живые души под рукой, приглушавшие тре­вогу.

Поскольку на работе Берлянчику было опасно появляться, делами «Виртуозов Хаджибея» занялся Довидер. Берлянчик передал ему ключи от сейфа, информацию о самых безотлагательных делах, список магазин­ных кредиторов и деньги на покрытие долгов. Бывший «ломщик» любил движение денег из рук в руки, даже если это были чужие деньги, и с удовольствием принялся за дело.

Но вскоре он явился на Базарную в довольно унылом настроении.

— Послушай, Додик, — сказал он, лениво шевеля толстыми губами. — У меня твой список, в котором значатся сто двадцать кредиторов. Вот он! — Гаррик развернул его на свет. — Но уже явился двести пя­тый. Ты что дал объявление в газету, что раздаёшь деньги всем желаю­щим?

— Нет, конечно.

— В чём же дело?

Берлянчик уловил немой упрёк.

— Я думаю, — сказал он, — в активной популяции. Ты же знаешь, что кредиторы имеют свойство быстро размножаться. Гаррик, я всегда считал так: бог даёт, бог забирает — лишь бы сальдо было в нашу пользу.

Рыжая копна волос Довидера качнулась взад-вперед, а толстые губы повисли печальной подковой.

— Нет, друг мой! — грустно сказал он и поиграл возле уха рас­топыренными пальцами. — Тебя пустили бортиком. Мимо сада городско­го.

— Кто?

— Твой преданный «Сундук».

— «Сундук»?! Не может быть.

— Ого! Еще как может!

— Вздор! Я знаю «Сундука». Она не идеал, конечно, и где мо­жет, подворовывает, но в чистых, нравственных размерах, — не боль­ше, чем любой честный человек. Но границы она не переходит! К тому же я оплатил ей операцию в Германии — считай, спас ее от смерти. Так что в этом смысле я спокоен.

— Додик, это грех! Великий грех!

— В чем ты увидал его?

— В гордыне. Ты знаешь, я религиозный человек и сам люблю богоугодные дела. Это замечательно! Но ты ведешь себя заносчиво. Ты считаешь, она должна быть благодарна и что благодарность эта должна тебя уберегать от ее воровства. Но почему, позволь спросить? Ведь ты тоже испытал радость от собственных деяний. Почему же ты требуешь от ближних, чтобы они были выше, чем обычные люди? Так в жизни не бывает! Считай, ты оплатил ее операцию в Германии для спасения собственной души и, будь добр, ничего не требуй от нее взамен. Это бесполезно!

— Факты! У тебя есть факты?

— Есть. Я принес копии платежек. Вот первая, читай…

Берлянчик выхватил из его рук небольшой листок прямоугольного формата и быстро пробежал его глазами. Фирма «Мопс» поставляла водку в магазин «Утята». Ей за это оплатили двадцать восемь тысяч че­тырнадцать копеек. Обычный документ! Берлянчик пожал плечами и воп­росительно посмотрел на друга.

— Дело в том, — пояснил Довидер, снова двинув рыжей шевелю­рой, — что никакой водки «Мопс» в магазин не поставлял. Я проверил. «Мопс» — это «яма», фирма-однодневка. В нее сбрасывались деньги «Виртуозов Хаджибея» — якобы за проданный товар, — и там же конвер­тировались. А валюту «Сундук» и Крот делили пополам. Но реальные фирмы ничего не получали. Их кормили обещаниями. Вот откуда и стадо кредиторов, готовых разорвать тебя на части.

Берлянчик вскочил с дивана, молча напялил портупею с кобурой, набросил куртку и, невзирая на увещевания товарища, который отгова­ривал его покидать убежище, вызвонил по мобильному Алкену.

Однако на работе «Сундука» не оказалось, и Берлянчик помчался к ней домой.

Главбух жила в дворовой пристройке на Успенской. Дверь в пристройку была настежь раскрыта, а звонок не работал, — видимо, отключили свет. Когда Берлянчик вошел в помещение, она сидела на диване, рассматривая содержимое большой хозяйственной сумки. Оче­видно, в силу своей природной заторможенности, «Сундук» не сразу осознала факт появления шефа и стала энергично запихивать утятовские сыры и колбасы во внутрь кожаного вместилища, уминая их с бо­ков кулаками и дергая замок змейки-застежки. Наконец, убедившись в бесполезности этих попыток, она стремительным махом перенесла ногу через сумку и, поджав ее под себя, накрыла широкой плиссерованной юбкой.