Натаниэль Бенчли - Русские идут!

Она выглянула в окно. Пели четверо мужчин, высаживаясь из автомобиля. Среди них она разглядела мужа. В одной руке он держал дробовик, а в другой — саблю. Трое остальных подняли его на плечи и понесли через улицу, смеясь и распевая старую солдатскую песню «Вперед, кто в Бога верует».

Когда шествие приблизилось, она узнала водопроводчика Нормана Джонса, плотника Чарльза Палмера и аптекаря Сэма Джиффорда. Лица их раскраснелись от смеха. Палмер и Джонс вскарабкались на ступеньки с трудом, держа на плечах Уитлока, а Джиффорд стал стучать в дверь. Торопливо открывая, миссис Уитлок думала, откуда муж взял саблю. Наверное, захватил ее в бою, решила она. А вдруг он теперь сделался героем? Если так, спокойной жизни конец. Боже мой, пусть лучше все останется по-прежнему.

После того как Уитлок с компанией ушел из «Пальмовой рощи», стали расходиться и остальные. Одни покидали бар торопливо, другие с неохотой, третьи равнодушно, словно им было все равно. Наконец остались самые заядлые завсегдатаи, те, кто чуть ли не каждый день от открытия до закрытия не отрывался от стаканов в мозолистых кулаках, не произносили ни слова и, казалось, ничего не видели и не слышали, а тем временем щетина на их лицах становилась все гуще, а головы клонились к стойке все ниже и ниже. Этакие «столпы» «Пальмовой рощи». Прошедший день вызвал у них всего лишь угрюмое раздражение по поводу нарушенного распорядка. Когда в бар вошел Леверидж, они не обратили на него внимания. Художник спросил бармена:

— А где все? Я думал, тут яблоку упасть негде.

— Так оно и было чуть раньше. А ты что припозднился?

— Встречался с приятелем. Я, пожалуй, выпью водки…

— Платить есть чем?

— Клем, я открою тебе маленький секрет, — сказал Леверидж. — Твой босс поклялся, что сегодня я могу здесь пить сколько влезет, ибо я — герой. Так что давай не пререкаться насчет каких-то денег.

— Что ты мелешь? — спросил бармен. — Ты, наверное, считаешь меня полным идиотом, если думаешь, что я поверю такой байке?

— Это правда. Он подарил мне бутылку при свидетелях.

— А мне босс поклялся, что ты больше здесь в кредит ни капли не получишь. И пока я не услышу от него других распоряжений, так оно и будет. «Пить сколько влезет» — надо же придумать такую чепуху?

Оба оглянулись на стук каблуков. Эмили шла через бар.

— Я так и думала, что разыщу тебя здесь, — обратилась она к Левериджу. — Где Алексей?

Художник откашлялся.

— Полицейские отправили его в Бостон на самолете.

— Он арестован?

— Не совсем. С ним послали того парня по имени Гарри. Ему вроде как подбили глаз, вот он и полетел в Бостон, заодно чтобы подлечиться.

Эмили сохраняла спокойствие.

— Мог бы мне сказать, — заметила она.

— Ты была занята, да и все произошло так быстро…

— Могу себе представить, — вздохнула Эмили. Поглядев на бармена, она попросила: — Мне, пожалуйста, виски с лимонным соком.

— А мне водки, — добавил Леверидж.

Бармен спросил:

— Вы платите за обоих?

— Да, — отрезала она. — Заказ принесете вон за тот столик.

Они последовали в кабинку, долго молчали, потом Эмили заговорила:

— Есть, кажется, поговорка… Что-то вроде: как приобрел, так и потерял. Ты ее знаешь?

— А как же! Мне особенно знакома вторая часть, там, где насчет потерь.

Эмили улыбнулась.

— Мне тоже. А вот еще: что толку плакать по сбежавшему молоку…

— Или — запирать конюшню, когда лошадь уже украли…

— Или — класть деньги в дырявый карман…

— Или — искать ветра в поле…

Эмили рассмеялась.

— Мне кажется, поговорки годятся на все случаи жизни. Жаль только, что они не могут предсказывать будущее. Кстати, какие у тебя планы на будущее?

— У меня-то? — удивился Леверидж. — Не знаю, наверное, буду продолжать жить как жил, что же еще?

— И ты не хотел бы жить лучше, иначе? Возьми, к примеру, меня, я всю жизнь прожила как живу, а что толку? Так ни разу и не попыталась ее изменить…

Бармен принес напитки, поставил на стол, но уходить не торопился. Эмили недовольно посмотрела на него.

— Спасибо.

— С вас доллар и десять центов, — сказал бармен.

— А если мы повторим?

— Тогда потом заплатите еще доллар и десять центов.

Эмили достала кошелек и обратилась к Левериджу:

— До чего прелестное местечко! А как здесь уважают клиентов — просто диву даешься.

— Он по-другому не умеет, — объяснил Леверидж, — его научили считать только до доллара и десяти центов.

— Очень смешно, — огрызнулся бармен. — Я тебе это еще припомню.

Эмили считала деньги, со стуком выкладывая на стол каждую монету. Тут дверь распахнулась, и в бар ворвался Гарни. Дышал он с трудом. Униформа, которую ему одолжила Береговая охрана, висела на нем мешком.

— Привет, Роли! — воскликнул Леверидж. — Присаживайся, выпьем вместе!

— Времени нет, — отказался Гарни. — Что с Барбарой?

— Она в больнице, — ответила Эмили.

— Что случилось?

— Ничего особенного. Ей дали успокоительное, у нее была истерика. Вот и все.

— Из-за чего истерика?

— Из-за тебя, я думаю. Во всяком случае, она непрестанно спрашивала о тебе.

Гарни встал, собираясь уйти. Леверидж остановил его:

— Знаешь, Роли, что мне про тебя наплели? Что ты якобы уплыл на подлодке!

— Так оно и было, — ответил Гарни и исчез.

Леверидж оглядел бар.

— Боже мой! Неужели они вернулись?

— По-моему, вряд ли, — заметила Эмили. — Но уйдем отсюда на всякий случай.

Они быстро допили и ушли. Ночь была холодной, тонкие пальцы облаков охватывали луну. Посмотрев на небо, Леверидж глубоко вздохнул и сказал:

— Я тебе рассказывал, как мы с Роли вчера вечером напились у меня?

— Нет, а что там случилось?

Леверидж ответил не сразу.

— Если рассудить хорошенько, то ничего особенного. Наклюкались, и все.

— Вот скука-то, — отозвалась Эмили.

— А нам было весело, по крайней мере тогда. — Леверидж пожал плечами, и они пошли по Главной улице. Было темно, но в некоторых окнах горел свет, и это были островки тепла и уюта в ночи. Кое-где в окнах виднелись голубые экраны телевизоров, в двух домах висели фонари на воротах, освещая хозяину дорогу к родному очагу, однако большая часть улицы уже спала.

В молчании они прошли несколько кварталов и уже приближались к дому Эмили. Тут она спросила:

— Так что же ты будешь делать, Олин?

— Сейчас? — спросил он. — Пойду домой.

— В свою лачугу?

— А куда еще?

У ее ворот оба остановились.

— У меня найдется комната для тебя, — предложила Эмили, — если ты согласишься, конечно.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что предлагаю. Подумать страшно, как ты живешь в этой лачуге.

— Я привык.

— К этому привыкнуть невозможно. Вот я и предлагаю: поселяйся у меня, когда захочешь и на сколько захочешь.