Михаил Крюков - Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

– Здравствуйте. Дом 72, квартира 60? Белов Павел Борисович? – Мужичонка-водитель сверился с бумагой.

– Да…

– Ну что, контейнеры внизу, давай взглянем хоть, что за вещи…

Мы зашли в комнату. Водитель окинул взглядом нагромождение коробок.

– Должно влезть. Слушай, а кто грузить-то будет?

Вопрос завис в воздухе. Я не знал, что ответить. Мне просто не было что говорить. Я один и два трёхтонных железных ящика внизу. Вот и весь ответ.

– Борисыч!!! Что там грузить-то надо? – из прихожей раздалась ни с чем не сравнимая скороговорка старпома Машкова.

– Что молчишь, грузить-то будем или нет?

Я выглянул в коридор. Подпирая косяк входной двери, стоял Машков. За ним виднелся кто-то ещё, но я обрадованно даже не обратил внимание, кто. Хоть не одному корячиться…

– Ты что, Борисыч, онемел? Что грузить-то? – Старпом явно начинал нервничать.

– Да всё! – очень непродуманно заявил я.

– Военные!!! Слушай команду! Грузим всё! – и старпом протараторил команду на лестничную площадку и почти строевым шагом двинулся в квартиру, а затем на кухню. Я, не совсем соображая, что происходит, следом.

– Что это?– командным голосом спросил Машков, указывая на стоящие на плите ведра. Он был в ударе, и настоящий военный пёр из него, даже круче, чем на корабле.

– Сосиски и картошка в мундире… – растерянно ответил я.

– Вот ими и занимайся!!!– старпом вошёл в начальственный раж.

А за его спиной в коридоре творилось что-то невообразимое. Там было море народа. И это море уносило мои вещи вниз с неукротимостью Ниагары. Там мелькали практически все наши, кто оставался в базе. Начхим с хохотом тащил большое зеркало, Харик с двумя коробками под мышкой перепрыгивал через спеленатые ковры, которые тоже кто-то пытался вытащить на лестничную площадку. И самое главное! Среди людей, снующих по моей квартире, я увидел соседей не только по подъезду, я увидел соседей по дому, тех, кого я и знал-то только в лицо. Они отозвались на моё написанное по пьяной лавочке объявление. Они пришли помочь! Сосед по площадке Гена с каким-то незнакомым мужиком в момент вынесли из кухни холодильник, а на его место откуда-то материализовалась его жена Люба.

– Давай я картошечку почищу!!! – с энтузиазмом предложила она, и, не дожидаясь ответа, извлекла из кучи не унесённого добра наш старый и заслуженный тазик, водрузила его на плиту и начала вылавливать из ведра картошку.

Всё происходило так быстро, что я оказался на этом контейнерном празднике просто гостем. Всё уносилось и укладывалось как бы само, и только изредка раздавался командный рык старпома, указывающий не недостатки в процессе.

Вообще, не успел я выкурить вторую сигарету с начала этой феерии, как оказалось, что я стою посреди абсолютно пустой квартиры, и только в маленькой комнате начхим зачем-то аккуратно отдирал утеплённый линолеум с пола. На мой вопрос, а зачем, собственно, он это делает, Пасевич с детской непосредственностью ответил, что, мол, старпом приказал выносить всё. Пока я соображал, что ему сказать, начхим завершил процесс обдирания и унёсся вниз. А за ним и я. Внизу офигевший от этой скоростной погрузки водитель уже пломбировал контейнеры.

– Никогда такого не видел. За 15 минут две трёхтонки с четвёртого этажа. Ну, вы, ребята, и даёте. Нам бы таких грузчиков…

«Грузчики» стояли рядом. Количество их явно поубавилось, но всё равно оставалось гораздо большим, чем я предполагал заранее. Люди пришли, помогли и ушли, не дожидаясь благодарности. Незнакомые мне люди. Такое много стоит. Наконец водитель закончил пломбировать, показал мне, и я подписал его накладные.

Машина тихонько начала выползать из двора, увозя куда-то далеко вместе с моим небогатым скарбом и мою прошлую жизнь. Кстати, немногим позднее, уже на Большой земле, я понял, что и этого не надо было везти с собой. Надо было всё продавать и уезжать налегке…

– Ребята, спасибо большое за то, что вы все пришли! Пошли наверх, отметим, а то куда мне ведро сосисок-то деть?

Народ начал смеяться и повалил в подъезд. А в квартире Люба за неимением какой-либо мебели оформила импровизированный стол. Она просто застелила всю большую комнату газетами, поставила посередине ведро с сосисками, тазик с картошечкой, навалила на крышку от ведра кучу хлеба, рядом мою пачку соли, груду разнокалиберных кружек и стаканов, банки со спиртом и бутылки с водкой, и от себя добавила порезанного лука и шмат сала. Мужики просто взорвались хохотом от такой картины, а потом расселись на газеты, и понеслось…

Дальнейшее я помню плохо. Наливали, пили и говорили тосты и пожелания. Потом снова наливали и говорили, потом просто пили, а потом я уже ничего и не слышал. Придя в себя, я обнаружил, что прошло уже часа четыре, у меня болит голова, а рядом со мной сидит штурман Харик и чистит картофелину. Больше никого не было.

– Привет, Борисыч! Оклемался? Ну, давай дерябнем за то, что ты пришёл в сознание, и я пойду домой. Меня старпом попросил с тобой подежурить, пока ты в себя не пришёл. Я вот картошечки почистил, и пару сосисочек зашхерил.

Мы чокнулись. Закусили. Покурили. Штурман попрощался и ушёл. Я тоже недолго оставался в своём разорённом гнезде. Было как-то очень тяжело находится в пустой квартире, в которой прожил не один год, в которую возвращался после морей, которую считал свои домом. Я ушёл к Никитосу, предварительно зайдя к соседям и пообещав завтра прийти, навести порядок в квартире перед сдачей её ЖЭКу, и тогда отдать ведра. На следующий день квартиру я не сдал, но умудрился отобрать продовольственные деньги у тыла. Я навсегда распрощался со своим жилищем через день. И в тот же день после обеда я навсегда покинул северный город Скалистый, он же посёлок Ягельный, он же Мурманск–130, он же Гаджиево.

Приказ старпома «Грузить всё!» я припомнил через полтора месяца, когда с родственниками разгружал свои контейнеры. Мне и правда погрузили все. Не считая линолеума, содранного с пола начхимом, я ещё получил на память о службе кучу старой обуви, приготовленной к выбросу, дверцы от антресолей, коврик, лежавший перед дверью на лестничной площадке, свой почтовый ящик, точнее секцию почтовых ящиков, и самое главное – тридцатикилограммовый кусок гранита, который ребята положили просто «на память». Он до сих пор лежит у нас дома на балконе, и я сейчас даже рад этому неожиданному подарку. Это мой личный кусочек Кольского полуострова.

Сейчас меня иногда посещает одна мысль. Что если я соберусь снова куда-то переезжать? И снова повешу такое объявление, хотя бы в своём подъезде моего нынешнего шестнадцатиэтажного дома. Интересно, хоть кто-нибудь придёт?

У каждой власти есть свои символы. Монарх, сидящий на троне, держит в руках скипетр и державу. Гаишник у обочины горделиво крутит в руках свою полосатую палочку, а чиновник небрежно перекатывает в руках ручку с золотым пером. Так вот, на корабле символом такой власти является печать. Печать войсковой части, без которой, по большому счёту, нормальная жизнь на корабле невозможна. Без неё само существование экипажа в самом буквальном смысле под вопросом. Ни с довольствия личный состав снять, ни в отпуск отпустить, и даже, упаси боже, в финчасти деньги не получить. Это раньше таких атрибутов власти было несколько. Знамя полка, полковая печать, ну и казна, а сейчас на кораблях стандартный флаг, ничем не отличающийся от тех, какие выдала на соседний корабль штурманская служба, казну давно упразднили, и осталась только официальная гербовая печать, от которой так много зависит…