Анатолий Вилинович - Остап Бендер и Воронцовский дворец

Бендер и Козлевич обернулись и увидели, как по боковой аллее по направлению к ним шли Канцельсон с Анной Кузьминичной, а рядом с ними, к искреннему их удивлению, шли супруги Березовские.

— Скорее в боковую аллею, нет надобности, чтобы они нас видели, — скомандовал Бендер и громадным шагом ринулся по тропе, ведущей в сторону. Козлевич и Балаганов заспешили за ним.

Когда отдалились от нежелательной встречи, Остап сказал:

— Вот нам и приходится удивляться, компаньоны-акционеры. С чего бы это вновь греческо-турецкому негоцианту разгуливать с бывшим служакой дома Романовых?

— Да, Остап Ибрагимович, — Судя по вашему рассказу, как он пожимал плечами и заверял вас, что понятия не имел о последних днях графини перед отъездом, то, конечно, странно такое. Что у него может быть общего с Канцельсоном? — усмехнулся Козлевич.

— И я так думаю, командор, — поддакнул Балаганов.

Компаньоны, оставив справа Солнечную поляну, миновали слева разросшийся кедр гималайский, громадный тис ягодный, покрытый темно-зеленой хвоей и красавец платан восточный. И остановились у мостика через овраг, густо заросшего грабом, кленом, ясенем и терпентинным деревом. Отсюда, среди изумрудно-зеленого ковра газона, на фоне придвинувшегося леса и диких обрывов яйлы и шпилей Ай-Петри, открывался изумительный вид. Но им было не до любования красотами природы.

— Значит, и вы так думаете, Шура? — спросил Бендер. — Вы правильно думаете, голуби. Но забываете то, что жена Мишеля Анна Кузьминична и тот же самый Березовский долгое время были в графских упряжках. Вот он и пожаловал со своей супругой к нему чтобы выполнить указание старпома с «Гализоны», Вот какое я нахожу объяснение этому, камрады.

— Так это так, командор, но очень интересно нам бы узнать, что говорит ему Кальценсон, какие будут у них…

— Совместные действия, Остап Ибрагимович, — дополнил Козлевич, вытирая платком рот.

— Вот это нам и надо выяснить. Но как? Если меня Анна Кузьминична лицезрела уже…

— Женушка Кальценсона меня видела в Севастополе, — усмехнулся Балаганов.

— Следовательно, вы, Шура, и я, уже не проходим для слежки, а тем более для контакта с ними. Остаётся…

— Остаюсь я, Остап Ибрагимович, — пригладил платком свои кондукторские усы Козлевич.

— Вот именно вы, Адам Казимирович. Мы будем знакомиться с их действиями на расстоянии, а вы вблизи их. И по вашей информации мы и будем предпринимать наши шаги, — определил Бендер, и, немного помолчав, он промолвил:

— Сегодня ночуем в Алупке. Прошу вас, Адам Казимирович, последовать за нашими поднадзорными. Видите, они остановились возле чилийской араукарии. Пристройтесь поближе, возможно, вам удастся их разговор подслушать. Вас будем ждать в гостинице, господин сыщик.

— Пошел, братцы, они уже идут к озеру… — зашагал от своих друзей Козлевич.

Бендер и Балаганов некоторое время наблюдали издалека за ним и своими поднадзорными и, немного погуляв по парку, пошли в гостиницу.

Сняв свои любимые штиблеты, Остап растянулся на кровати и, смежив веки глаз, зевнул, чувствуя, что засыпает.

Треть своей жизни человек проводит во сне. А часть людей и половину её. Некоторые же умудряются спать и того больше.

Сон часто называется меньшим братом Смерти. Такое определение возникает потому, что во сне человек удален от суетливой жизни. А, может быть, понимаются причины естественного характера? Наука лишь немногим меньше двух десятилетий назад заинтересовалась исследованием сна. Результаты этих исследований, к сожалению, еще мало известны широкому кругу. Одним словом, что такое сон, точного определения наука не дает. Но говорит: «Периодически наступающее физиологическое состояние у человека и животных; характеризуется почти полным отсутствием реакции на внешние раздражения, уменьшением активного ряда физиологических процессов».

Вот и всё. Понимаете, как хотите.

— Мое дело плохо, — сочувственно сказал вслух Остап, ворочаясь с боку на бок. — И снов порядочных что-то нет…

И ему вспомнился бывший попечитель учебного округа Федор Никитич Хворобьев, с которым он встретился в поисках сарая, где можно было бы спрятать и перекрасить «Антилопу».

Монархиста-одиночку Хворобьева мучили сны. Но не из прошлой его жизни при царском режиме, а сны советского строя, сны о его службы в Пролеткульте, откуда он сбежал. И Бендер сочувственно ему тогда сказал: «… Ваше дело плохо. Раз вы живете в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские. Но я вам помогу…"

— А помог я ему? — задал сам себе мысленно вопрос Остап. — Пообещал устранить его кошмарные просоветские сны на обратном пути, — засмеялся беззвучно он. — После автопробега… А что я ему говорил? Ах, да, что лечил еще других по Фрейду. Сон, мол, — это пустяк. Главное — это устранить причину сна, толмачил я ему тогда. И подчеркнул, что основной причиной его снов, является самое существование советской власти… Как только Советской власти не станет, старику сразу станет легче… Но в данный момент я устранить ее не могу, у меня просто нет времени — беззвучно продолжал смеяться он. — Быт определяет сознание. Верно. А поскольку клад графини мной еще реально не осязаем, не бытует в моих руках, то и снов о нем нет и быть не может, — подвел итог Бендер своим выводам, засыпая.

Но великий предприниматель, искатель новых миллионов оказался не прав. Вначале Остап видел себя во сне юношей. Он шел по городу Дерибаса, Ланжерона, Ришелье в полуобеденный зной.

Витрины магазинов были прикрыты полосатыми тентами. За ними и стеклами залежалые товары скучали за покупателями, которые предпочитали в этот час теплое кисельное море, а не магазины.

В порту протягивались товарные вагоны, стукаясь тарелками буферов, попыхивали дымом и паром маневренные «кукушки», посвистывали стрелочники.

У причалов стояли иностранные пароходы. Бронзовый Дюк де Ришелье простирал руку к морскому простору, проглаженому, казалось, огромным утюгом его синеву.

Лавки бульваров ломились под тяжестью заморских фруктовых плодов. В бочонках разнообразная рыба хранилась под синими кусками льда.

Пятнистые стволы платанов бульвара дышали зноем. Под аркадой знаменитого оперного театра — ни души. Чугунно-синие скульптуры его безмолвно взирали на раскаленную солнцем площадь.

На углу неподвижно сидел на козлах понурый извозчик в синем кафтане и в клеенчатой шляпе. И красные спицы его дрожек застыли в ожидании седока.

В этот невыносимо знойный день Остап шел по городу. Потом он оказался в большом зале. Сидя на мягком диванчике, рядом с пареньком в форменной одежде.

— Вы из реального? — спросил его дружески Остап.

— Нет, я из кадетского, — нехотя ответил тот.