Анатолий Вилинович - Остап Бендер и Воронцовский дворец

— Прошу садиться, прошу, товарищи. С чем пожаловали?

— Вы фотограф «Крымгосиздата»? — снова уточнил Бендер.

— Да, им и являюсь, сейчас в отпуске вот… — развел он руки, бросив взгляд по комнате.

— Ну что же… Мы были у вас, говорили с вашим директором по вопросу заказа. А затем решили познакомиться непосредственно с вами.

— Очень приятно, очень приятно, слушаю вас.

— Мы археологи… — и Остап изложил всё то, что он уже говорил директору издательства. — Вот мы и захотели с вами поближе познакомиться.

— И сделать большой заказ, — вставил Балаганов, не оставаясь в стороне от беседы.

— Да, сделать большой заказ для наших многочисленных стендов, не только в Крыму, но и в других городах, — пояснил Бендер.

— Да, это заманчиво, это интересно, как раз я после отпуска и не могу сказать, что чересчур буду загружен.

Бендер уже давно понял, что перед ним не тот Мацков, который им нужен. По возрасту не подходит. Что же, опытный дворцовый фотограф был двадцатилетним? Не мог он быть таким, чтобы графы, князья и знатное дворянство фотографировалось у него. И он спросил:

— А-а, вот скажите, вы, очевидно, потомственный фотограф? — осторожно начал великий психоаналитик, надеясь, что если не этот фотограф ёжик», который им не нужен то, может быть, его отец, брат или дядя наконец, тот Мацков М. С.?

— Представьте себе, нет. Почему вы так подумали? — улыбнулся хозяин.

— А потому, что мы слышали об известном фотографе Мацкове М. С., вот я и подумал, может быть, это ваш отец?

— Нет-нет, ничего подобного. Мой отец — служащий, железнодорожник, а я, как увлекся фотографией с юношества, так и работаю фотографом. Учился у известного мастера.

— У кого? — тут же поспешил задать вопрос Остап. — Уж не того же самого Мацкова. М. С.?

— Нет, о таком я и не слышал что-то… — подумал Глеб Михайлович. — Может быть он крымский… А я из Донбасса сам. Там не слышал о таком, товарищи.

— И никто из вашей родни тоже не был фотографом? — спросил рыжеволосый компаньон Бендера. Остап скучным взглядом посмотрел на своего названного брата и промолчал.

— Понятно, уважаемый Глеб Михайлович… — вздохнул он и невольно произнес: — Железнодорожник, не фотограф.

— Это имеет какое-то значение для вашего заказа? — чуть настороженно спросил Мацков, — но как говорится: «Федот, да не тот». — Нет, если биография моя, то смею вас заверить… и в кадрах наших всё сказано обо мне, как положено.

— Да, нет, уважаемый Глеб Михайлович, что вы, это я так.

— А я, товарищ Мацков, вот тоже, родители мои не были механиками, а я вот… — сказал и запнулся Балаганов, осмыслив, что говорит не то, что надо.

— Да, выучился он, и пошел по линии археологии, — осуждающе смотрел на своего помощника покачивал головой Остап. Поняв, что им здесь делать больше нечего, он всё же еще спросил: — Значит, вы ничего не можете нам сказать об этом знаменитом крымском фотографе, и не слышали о нем даже?

— Абсолютно ничего не могу сказать, и не слышал о таком.

— Вопросов больше не имею, товарищ Глеб Михайлович, — встал Бендер. — Встретимся уже у вас, когда выйдете из отпуска. Тогда и обсудим с вашим директором наш договор.

— Очень буду рад посотрудничать с вами, товарищи, — провожал «заказчиков» хозяин.

— Может, чайку попьете? — вышла из кухни хозяйка.

— Нет-нет, благодарствуем, спасибо… В другой раз. Компаньоны распрощались с Мацковыми и в невеселом настроении вышли к автомобилю с Козлевичем.

— Как я вам говорил, Адам и Шура, — сказал Остап, садясь на свое командорское место, — везет не везет, но когда-нибудь повезет. — Да, детушки, это не тот Мацков и не те его возможности.

— Смотрите, фотограф и его жена на нас смотрят из окна, — помахал рукой прощально в сторону дома Балаганов.

— Тем лучше, наш вид с лимузином вселяет в них надежду, на выгодный заказ, — усмехнулся Бендер.

И не знал он, что эти слова через какое-то время явятся действительно реальными, вещими нового гениального дела великого предпринимателя и его верных компаньонов. Но об этом будет рассказано в другом романе.

Когда поехали Остап, поразмышляв, с досадой сказал:

— И что за таинственный такой этот фотограф Мацков? — Интересно… — посмотрел он на часы. — Канцельсоны посещали Фатьму Садыковну с таким же вопросом? А? — спросил он затем своих камрадов, взглянувших с немым вопросом на него. — А ну, поехали, граждане-товарищи, в Саки. Как у нас с бензином, Адам?

Козлевич вдруг рассмеялся, говоря:

— Поскольку нас в пути, Остап Ибрагимович, не ждет бочка авиационного бензина, помните? То наш «майбах» заправлен и в Ялте, и здесь, когда на базаре вы бузой баловались. Да и с баками запасными я не расстаюсь, братцы.

Проделав путь от столицы Крыма до грязелечебного городка Саки за неполных получаса, «майбах» компаньонов уже въезжал в знакомые ворота санатория. Но одну из бывших горничных графини компаньоны на её службе не застали. Пожилая женщина из медперсонала сказала:

— Она с мужем в Евпатории сейчас, товарищи.

— А где её можно там найти, уважаемая? — мило улыбаясь ей, спросил Бендер.

— А вот чего не знаю, того не ведаю, товарищи. В отпуске они, вот и поехали. — Помолчав, разглядывая Бендера и Балаганова в их нэпманском одеянии, она промолвила: — И что это к ней все…

— Кто все, уважаемая? — подвинулся к ней Бендер.

— Да приезжали к ней тут… Дама такая, значит, нарядная, а с ней мужчина такой… важный, не русский видать. Родственниками они Фатьме представились, тоже расспрашивали как её найти, значит.

— Спасибо, уважаемая. Спасибо. Вопросов больше не имею.

— А хотя и имеете, так что я еще могу сказать, товарищи.

— Вот видите, Шура, если бы им не нужен был Мацков, а вернее его альбом, вряд ли Мишель из Севастополя приехал бы сюда. Важно это? Или нет, камрады?

— Важно, командор, — согласился компаньон-молодец.

— Известное дело, Остап Ибрагимович, раз они и сюда пожаловали, — подтвердил Козлевич. — Куда едем? Возвращаемся в Симферополь, или в Евпаторию, искать эту самую Фатьму?

— В Симферополь… В Евпаторию незачем нам уже ехать, если бы даже и знали, как там найти сакскую горничную. Мы выяснили то, что хотели выяснить, друзья.

Балаганов отпил из фляги немного бузы, когда «майбах» уже выезжал из грязелечебного санатория, а затем сказал:

— Командор, Адам, помните, как в прошлый раз мы здесь вкусно поели. Не посетить ли нам туже харчевню?

— Да, время и покушать за весь день, — согласился на этот раз без предисловий Бендер.

Проехав по центральной улице к базару, они остановились у распахнутых дверей с вывеской: «Шашлыки. Чебуреки. Шурпа и вино». Заняв столик, заказали обильный обед-полдник. И когда ели, сидящий напротив окна Козлевич вдруг произнес, так как до этого все молчали, занятые едой.