Михаил Козырев - Пятое приключение Гулливера

— Извините… Иначе не можем, — сконфуженно произнес милиционер, обращаясь к Василию.

Василий сделал вид, что ничего не понял, и только из вежливости ответил:

— Yes!

Недавно — оборванец, пробиравшийся от вокзала в Кривой переулок, тщательно избегая милицейских постов, — теперь элегантный иностранец, который идет пешком ради пристрастия к моциону, — Василий Бахрушин в десять часов был уже в центре города в квартире Якова Семеновича Бройде.

Новая гостиная, новые обои, блестящий окрашенный масляной краской потолок и такой же блестящий, заново оструганный паркет, новая, пахнущая лаком и краской мебель. И среди этой пахнувшей лаком и краской мебели встретил нашего иностранца свежий, пахнущий лаком и краской человек — сам Яков Семенович Бройде.

— Это моя супруга… Вы не знакомы с моей супругой…

Яков Семенович указал на свежую декоративную даму с бриллиантами: в ушах, в волосах, на груди.

Но свежая краска и лак и свежая декоративная дама не произвели на иностранца должного впечатления. С преувеличенной вежливостью подал он руку даме и сел, не дожидаясь приглашения, в кресло.

— Так-то, господин Бройде… Господин Яков Семенович Бройде, — говорил он, оглядывая блестящий пол, блестящий потолок, увешанные золотыми рамами стены.

Яков Семенович смущенно, но вместе с тем гордо улыбался.

— Я вас угощу сигарами, — сказал он, стараясь скрыть смущение и некоторое, может быть, беспокойство; в самом деле — откуда и зачем пожаловал к нему этот считавшийся давным-давно умершим человек? Что ему надо от Якова Семеновича Бройде?

— Попробуйте мои сигары… Это что-нибудь особенное…

— Вы из Крыма? — спросила декоративная дама и глубоко вздохнула. — Теперь так хорошо в Крыму…

— Да, погода отличная, — ответил иностранец и подмигнул Бройде.

Бройде понял.

— Фаня, будь добра, распорядись с ужином… Мы имеем деловой разговор…

— Сколько вы дали за эту даму? — в тон Якову Семеновичу спросил иностранец, когда дама ушла. — Ведь это что-нибудь особенное.

— О, — отвечал Бройде, сделав вид, что он оценил шутку, — она мне очень дорого стоит!

Иностранец подошел к Бройде и, положив тяжелые руки на худенькие плечи Якова Семеновича, взглянул прямо в глаза. Бройде еще более уменьшился, глаза забегали по-мышиному, нос заметно вытянулся. Видимо, довольный оказанным впечатлением иностранец хлопнул ладонью по столу и сказал:

— Есть дело, господин Бройде!

Бройде оживился:

— Разве я могу видеть Василия Дмитриевича без никакого дела?..

Будучи в свое время маленьким, даже очень маленьким человеком в огромном деле «Братья Бахрушины», Яков Семенович чувствовал перед Василием некоторую робость: меньше всего по старой привычке, как перед хозяином, немного больше — как перед обладателем очень тяжелых кулаков, и больше всего — как перед человеком, который может, как — этого Бройде ясно не представлял, — но как-то выдать его, Бройде, испортить ему всю карьеру. Такую наполовину беспричинную робость ощущаем мы перед самым ничтожным человеком, который, может быть, тонким прищуром глаз покажет нам:

— Я тебя понимаю…

Это последнее чувство и создавало некоторую напряженность, из которой разговор о делах мог явиться единственным выходом, ибо только в делах оставляла Якова Семеновича робость — в делах, на которых он, по его собственному выражению, съел восемьдесят три собаки!

— Дело! Вы знали, к кому пришли, если у вас есть хорошее дело! Это что? — прибавил Бройде, поднимая пустой кулак. — Воздух? Так не будь я Бройде, если так оберну, что он будет носить золотые яйца!

— Вот, вот, вот! — подхватил Василий.

Но мы не будем подслушивать деловой разговор. Мало ли что и мало ли о чем говорят меж собой деловые люди! Только они — за полчаса, за час могут на словах наделать таких дел, что ни один кодекс в мире не найдет для этих дел достойной квалификации. Ни один — даже с сильно развитым воображением — человек не сможет представить наяву те фантастические планы, кои развивают наедине сильно увлекшиеся деловые люди!

И что же? Планы эти часто претворяются в жизнь и притом превосходят самые фантастические предположения!

При этом деловой разговор имеет свои законы: он ведется деловым же шепотом, так что можно расслышать только не значащие ничего фразы, вроде:

— О, это гешефт!

— Нагреешь руки!

— Это, понимаете ли, фирма!

— Старинная фирма…

— По старой памяти обращаюсь к вам… Знаю за честного коммерсанта!

— Честный? Это вы мало говорите — честный! Яков Бройде дурак — вот до чего честный человек Яков Бройде!

— И мне самому — ничего! — добавил Василий тоном короля, отдающего полцарства. — Мне только бы добраться до заграницы… Старик? Старику недурно и здесь… Он получит свое, старик… А меня здесь…

Гражданин Бройде поежился, словно от неожиданного холода, и сделал жест, как бы отсчитывая мелкую монету.

— Вот именно, — подтвердил Василий.

И, встав во весь рост:

— Старик хочет в Англию! Ты бы только посмотрел на него! — Василий не заметил, как во время разговора перешел на «ты». — Краденым торгует. Позор!

— Ай-ай-ай!

— Только помни, что я не говорю по-русски, — прошептал он, заслышав шаги декоративной дамы, приглашавшей к ужину.

После ужина Бройде звонил по телефону.

— В час… «Ша нуар»… Почему фунты? Вы и не думайте, что фунты…

И, положив трубку:

— Гендельман… Вы бы только посмотрели… Какой человек! Знаком пять языков!

И с восхищением прибавил:

— Аристократ!..

— Значит, в час… А мне надо устроиться… Могу я открыть у вас текущий счет?

Бройде засуетился:

— Сейчас, сейчас…

Извозчик отвез новоиспеченного иностранца в гостиницу. Василий со вкусом расположился в отведенном ему номере, приняв, несмотря на незнание русского языка, самый повелительный тон в отношении прислуги и необычайную щедрость.

Контора гостиницы тотчас же получила записку с обозначением имени приезжего. На ней значилось:

«Мистер Роберт Бридж, представитель торгового дома «Джемс Уайт Компани лимитед».

В час ночи за отдельным столиком кафе «Ша нуар», в уголке под пальмой сидели: новоиспеченный мистер Бридж и Яков Семенович Бройде.

— Отчего он запаздывает? — возмущался Бройде. — Это совсем не походит на него!

Они выпили по две чашки кофе, но Гендельман не являлся: ждали именно Гендельмана.

— Он не свободен ни в одной минуте, — объяснил Бройде, — но если он сказал прийти — он да придет!

Василий рад бы и вовсе не ждать Гендельмана: полусонными глазами обводил он кафе и даже — но только на секунду — переходил время от времени в такое состояние, когда видишь сны, сознавая себя бодрствующим. Воздух общественных мест, а в особенности обстановка таких учреждений, как кафе «Ша нуар», сильно способствует подобному переходу. Непрерывный негромкий, монотонный, напоминающий жужжанье шум, изредка прерываемый только звоном стекла и отрывистым приказанием: «Чашка кофе!» стоял в кафе «Ша нуар».