Николай Лейкин - Рыболовы

— Нѣтъ дичи… Никакой дичи нѣтъ… — отвѣчалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ.

— Я вѣдь докладывалъ вашей милости, что у насъ по понедѣльникамъ охотиться нельзя. По воскресеньямъ очень много народу наѣзжаетъ по болотамъ и лѣсамъ шляться — ну, вся дичь и распугана. Вонъ въ родѣ нашего купца охотничекъ пріѣдетъ и пойдетъ по лѣсу бродить, такъ такой не только что дичь, а и медвѣдей распугаетъ. Жарить грибы и яичницу?

— Да, да… Да и сосиськи мои сваришь. Также подашь мою ветчину.

Охотники начали раздѣваться. Комната въ избѣ была уставлена по стѣнамъ старыми мягкими диванами. На одномъ изъ дивановъ лежалъ внизъ лицомъ плѣшивый человѣкъ въ кожаной курткѣ и спалъ. При входѣ ихъ онъ пробудился, сѣлъ на диванъ и, почесываясь и позѣвывая, смотрѣлъ на нихъ заспанными глазами. Наконецъ онъ пришелъ въ себя и произнесъ:

— Добраго здоровья… Съ охоты? Ну, что, счастливо-ли?

— Плохо… — отвѣчалъ докторъ. — Нѣтъ дичи, совсѣмъ нѣтъ дичи. Птица словно вся вымерла. Вонъ одну утку подстрѣлили.

— Что одна утка! Обидно и домой-то везти. Нѣтъ, я сегодня много-бы убилъ, я всталъ на зарѣ, дичь попадалась, но удивительное несчастіе. Вижу, что утки… подхожу къ болоту — ястребы носятся. Ну, разумѣется, утки сейчасъ въ разсыпную, въ осоку прятаться. А въ травѣ какъ-же ихъ стрѣлять? Да такъ разъ пять. Хотѣлъ ястреба подстрѣлить — высоко. Вѣдь внизъ-то, подлецъ, не спускается, а только съ высоты утокъ пугаетъ. Плюнулъ я и отправился въ лѣсъ на тетеревей.

— Ну, и что-же? Убили? — спросили въ одинъ голосъ охотники.

— Можете себѣ представить, убилъ! Но какое несчастіе… Выпускаю зарядъ — тетеревъ валится. Иди и подбирай… Вдругъ изъ кустовъ выскакиваетъ лисица, хватаетъ тетерева и бѣжитъ, — разсказываетъ плѣшивый человѣкъ.

Охотники переглядываются и недовѣрчиво смотрятъ на него.

— Да вы не шутите? — спрашиваетъ наконецъ докторъ.

— Зачѣмъ-же я буду шутить? Необычайный случай, потрясающій случай. Я хочу даже корреспондировать объ немъ въ охотничій журналъ.

— Но вѣдь вы охотѣлись съ собакой?

— Съ собакой.

— Какъ-же лисица собаки-то не испугалась. Вѣдь собака была тутъ-же? — спросилъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ.

— Ну, вотъ подите-же!

— Собака-то все-таки бросилась за лисицей?

— Бросилась. Но вѣдь у меня не гончая-же собака. Развѣ она можетъ за лисицей?.. Пробѣжала немного и назадъ…

— Странно, что лисица, слыша выстрѣлъ и чуя собаку, выскочила изъ кустовъ… Вѣдь это что-то невѣроятное.

— Ну вотъ подите-жъ вы, самъ знаю, что невѣроятное, но между тѣмъ это такъ. Я разсказываю егерю — и онъ не вѣритъ.

— Да и невозможно вѣрить, — откликнулся егерь.

— Ты долженъ вѣрить! Что мнѣ передъ тобой врать? Корысть какая, что-ли!

— Позвольте, Романъ Романычъ…

— Молчи. Иду дальше — опять собака наводитъ на тетерева. Тутъ вотъ онъ, тутъ… Только-бы стрѣлять. Взвожу курокъ, прицѣливаюсь — вдругъ шасть заяцъ…

— И заяцъ тетерева унесъ?

Плѣшивый человѣкъ счелъ за нужное обидѣться.

— Послушайте… Зачѣмъ вы со мной такъ разговариваете? Я-же вѣдь не лгунъ. Я очень хорошо понимаю, что заяцъ не можетъ схватить тетерева, тѣмъ больше, что тетеревъ на деревѣ. На заяцъ меня окончательно съ панталыку сбилъ. Я растерялся. Не знаю, въ тетерева стрѣлять или въ зайца. Я остолбенѣлъ — ну, а разумѣется ни тетеревъ, ни заяцъ ждать выстрѣла не станутъ. Тетеревъ улетѣлъ, заяцъ убѣжалъ. А вотъ… вотъ какъ тетеревъ передо мной былъ… Мой-бы былъ, потому не попасть въ него нельзя. Малый ребенокъ попалъ-бы. Также ежели-бы я и въ зайца стрѣлялъ, и заяцъ былъ-бы мой. Вѣдь онъ почти у самыхъ моихъ ногъ пробѣжалъ. А я растерялся. Да и спрошу я васъ — кто-бы могъ тутъ не растеряться?

— И объ этомъ случаѣ будете корреспондировать въ охотничью газету? — спросилъ докторъ.

— Ну, объ этомъ-то что-же корреспондировать. Тутъ просто совпаденіе… Тетеревъ и заяцъ… Но я васъ спрашиваю: кто-бы не смутился?

— Случай удивительный…

Именно удивительный. Курьезъ, совсѣмъ курьезъ. Но лисица… О лисицѣ я непремѣнно въ охотничью газету письмо напишу. Ну, тутъ я разсердился, плюнулъ и вернулся въ избу, — закончилъ плѣшивый человѣкъ. — Который теперь часъ?

— Да ужъ скоро три.

— Экъ, я спалъ-то. Вѣдь я часа два съ половиной отмахалъ. Охо-хо-хо.

Плѣшивый человѣкъ зѣвнулъ.

Егерь Холодновъ внесъ шипящую яичницу на сковородкѣ. Охотники стали присаживаться къ столу. Докторъ отвинчивалъ стаканчикъ у своей фляжки. Охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, говорилъ егерю:

— Холодновъ! Ты подай намъ бутылку мадеры-то, которую я привезъ.

На дворѣ охотничьей сборной избы сидитъ егерь — старикъ въ высокихъ заплатанныхъ сапогахъ и съ физіономіею николаевскаго солдата: подстриженные сѣдые усы, слившіеся съ бакенбардами, и пробритый когда-то, но заросшій щетиной подбородокъ. На немъ казакинъ, очень ветхій, и рыжая войлочная шапка, покрывшаяся мѣстами слоемъ сала съ приставшей къ нему пылью. Онъ сидитъ на крылечкѣ избы, пригнувшись съ колѣнкамъ, положивъ на нихъ локти, и покуриваетъ трубку-носогрѣйку, безпрестанно сплевывая. Утро, часовъ семь. Передъ нимъ стоитъ мужикъ въ жилеткѣ поверхъ рубахи и въ замасленномъ картузѣ.

— Ты мнѣ все-таки скажи, — говоритъ мужикъ егерю:- поѣдетъ онъ сегодня обратно на желѣзную дорогу или не поѣдетъ. Я къ тому спрашиваю, что у меня лошадь на лугу и, ежели поѣдетъ, то я долженъ ее ловить.

— Гдѣ-же ѣхать, коли еще и не охотѣлся! Зачѣмъ-же тогда было пріѣзжать къ намъ? — отвѣчалъ егерь. — Вотъ велѣлъ разбудить себя утречкомъ, чтобы идти со мной на охоту — третій разъ его бужу, не встаетъ и даже дерется.

— Тсъ… И вчера стало быть не ходилъ?..

— Гдѣ ходить, коли безъ заднихъ ногъ… Тутъ такое пиршество было, что упаси Богъ. Пришли семинаристы съ погоста, пѣли кантаты, — ну, и утрамбовался. Раковъ варили, грибы жарили, уха была. Мальчишка изъ кабака ужъ таскалъ, таскалъ пиво, да и усталъ таскать.

— Поповскихъ дѣтей поилъ?

— И поповскихъ, и дьяконскихъ, и дьячковскихъ. Всѣхъ поилъ. Сосѣдскіе мужики приходили, бабы — и имъ подносилъ.

Мужикъ съ сожалѣніемъ прищелкнулъ языкомъ и сказалъ:

— Скажи на милость, а я и не зналъ. Вотъ незадача-то! Пришелъ-бы я, такъ, пожалуй, и мнѣ поднесъ-бы…

— Въ лучшемъ видѣ поднесъ-бы. Тутъ онъ чухонца поймалъ, который раковъ везъ, купилъ у него раковъ и его напоилъ. Ребятишки, что грибы принесли — и тѣ были пьяны.

— Оплошалъ я, оплошалъ. И который разъ такъ. Я жерди лавочнику возилъ. И дернула меня нелегкая жерди возить! Ахъ, ты, пропади онъ совсѣмъ! Да вѣдь кто-жъ его зналъ, что онъ загуляетъ! Я думалъ, что онъ на охотѣ, по лѣсу бродитъ.

— Вѣдь ужъ всегда онъ такъ.