Сергей Буянов - 730 дней в сапогах

– Ти-ы мне? – Боря замахнулся прикладом, целясь в голову курсу.

– Клецк-клецк! – Лёха загнал патрон из магазина и направил ствол в лицо сержанту.

Потеряй Боря благоразумие, возьми над ним верх командирские амбиции, неизвестно что бы стало с Тальянкиным. Вопрос с сержантом Борей перед Лёхой не стоял. Однозначно, труп.

– Ладно, пошльи караулька, тебье смена пришля, – сказал Боря. – Там спат будищ, капитан разрешиль!

Боря не обманул. Отдыхающей смене разрешили поспать. Но Вурдту понадобилось подмести крыльцо в караулке. Не задумываясь, он схватил за ремень первого попавшегося спящего. Ему попался Лёха. Тальянкин спросонья безучастно посмотрел на сержанта и молча повернулся на бок.

– Вставай, сволочь! Быстрее, я тебе сказал!

Сержантские слова долетали до ушей Лёхи и отскакивали обратно, как резиновый мячик от стенки. Вурдт продолжал орать, до него никак не доходило, что сержантская власть закончилась. Считая себя фазаном, он разбудил дембелей!

Вурдт захватил Лёху за ремень обеими руками, изо всех сил потащил на себя, упираясь ногами в пол. Бляха сорвалась, ремень расстегнулся. Настырный сержант повалился на пол. Лёха сел, осмотреться. Со стороны показалось, что Тальянкин ударил сержанта, а тот повалился на пол. Зажжённая спичка попала в бочку пороха! Все как по команде вскочили и принялись молотить ногами поверженного Генриха. Особо отличился лунолицый Баязитов. Он прыгал двумя ногами на грудную клетку сержанта и орал как бешеный.

– Вот тибье висьщее образованьие! Вот тибье висьщее образованьие!

Расправу прекратил начкар, вбежавший в караулку.

– Отставить! Смирно! Нападение на разводящего? Кто в дисбат захотел? – разорялся капитан.

Деревянные дембеля молчали, вытянувшись в струнку. В дисбат никто не хотел.

– Кто начал бучу? – спросил офицер.

Лёха уже физически ощутил на себе хэбушку, истёртую до дыр на плацу гауптвахты «Снежинка».

– Сержант Вурдт! – хором ответили курсанты.

Сержант молчал. Вурдт помнил, как трое суток назад курсанты пятой роты бросили в костёр своего сержанта. Новая хэбушка пропала, да и сам пострадавший был госпитализирован с ожогами различной степени тяжести.

– Молчишь, Вурдт? – спросил офицер. – Доигрался!

Сержант сидел на полу. Он с трудом дышал из-за переломов рёбер. В руках Вурдта до сих пор оставалась бляха от ремня Лёхи.

Боря оказался не настолько благородным. Он доложил на рядового Тальянкина, как тот угрожал оружием сержанту. На следующие два часа Лёху повёл на пост старший лейтенант замначкара.

И покатилась весть о неблагонадёжности рядового Тальянкина в часть, где Лёха дослуживал полтора года. Ему уже не доверяли чистить оружие, не то, что держать автомат в руках заряженным. Но какая радость скоблить ствол да протирать корпус автомата или, того хуже, пулемёта? Так что, нет худа без добра!

Картошка всё же получилась чудесной. Хотя хлеб зачерствел, а масло подгоркло. Почикали и сразу в казарму. К этому времени почти каждый курсант был определён в войсковую часть. Ротный считал Тальянкина неплохим солдатом. Учитывая его неблагонадёжность в отношении к оружию, майор решил отправить Лёху на завод по ремонту танков. Служба там представлялась длительной командировкой: начальство гражданское, столовая гражданская, форма одежды военная – при появлении (один раз в полгода) офицеров из части, где числится их боец. Лёха решил не терять доверия ротного – участвовать во всех мероприятиях по подготовке казармы к приёму следующей смены курсантов.

Учитывая напряжённую обстановку, офицеры были вынуждены перейти на казарменное положение. Теперь непосредственно они командовали вчерашними курсантами. Вновь застучал каблук, пошли в ход тряпки, газеты, стёкла и прочие предметы, способствующие наведению идеального порядка.

Лёха взял осколок стекла и начал скоблить двери в каптёрку. Всё лучше, чем ползать с каблуком по грязному полу. При творческом подходе, отскребать деревянные двери очень даже интересно. Вначале по ходу фанеры – сверху вниз, затем – поперёк, самым уголком стекла, вычищая грязь из бороздок. Затем, вновь продольно, снимая мини стружку. Если чуть сильнее надавить, испортится весь рисунок. Тогда приходится отскребать всё заново. Работа почти ювелирная. Лёха так увлёкся, что не заметил, как Рома загребает грязную жижу ему на сапоги.

– Не видишь, куда прёшь? – возмутился Тальянкин.

Рома не отреагировал, он ещё раз загрёб. Грязь попала за голенище.

– Ты что творишь, чмо?

– Ты сам чмо! – взвизгнул Рома, прикрыв голову грязными ладонями.

Как по команде перестали шлёпать каблуки.

Лёха наддал сапогом под зад чмырю. Рома неожиданно вскочил и замахнулся кулаком. Тальянкин перехватил руку и огляделся. Солдаты замерли в ожидании.

Вот она, расплата за доброту! Лёха никогда не трогал Рому-чмыря, хотя долбили того уже все. Даже Дюдюсь бывало, покрикивал на него. Оставлять такую выходку безнаказанной нельзя! Кто допустит такие отношения с чмырём, сам становится им. С другой стороны, как же репутация хорошего бойца? Она разлетится в пух и прах! И тогда ротный пошлёт туда, где по его словам: «Выйдешь зимой из казармы, и от тебя одна бляха останется – сожрут белые медведи!»

Противоречия раздирали Тальянкина. Склоняясь к добру, он чувствовал, как опускается. Пол нисходил под Лёхой под хмурыми взглядами смуглых сослуживцев. Ещё мгновение, и его засосёт навсегда!

Лёха принял Соломоново решение.

– А-ну, выйдем, чмо паршивое!

– Выйдем! – с вызовом выкрикнул Рома. Добрая половина роты двинулась следом.

Рома шёл первым и на чём свет материл Лёху. Такая ярость охватила Тальянкина, что он не дождался, пока Рома-чмырь зайдёт за угол казармы. Лёха окликнул его и изметелил на месте. На счастье Ромы, он не успел ответить ни одним ударом. Если бы чмырь приложил руку, Лёха оставил бы его калекой.

«Суров закон, но это закон!» – говорили древние римляне.

Толпа проводила Лёху одобрительным взглядом, когда он возвращался в казарму. Позади всех плёлся измочаленный Рома.

– Кто это тебя? – спросил взводный, капитан, заметив Рому у входа.

Рома-чмырь молча показал пальцем в спину Тальянкину.

– Как ты меня уже достал, Тальянкин! – с чувством выдал офицер, заведя Лёху в канцелярию. – То одно, то другое! То ты картошку в лесу жаришь, когда взвод на вождении. То сержантов мочалишь, то на своих уже перешёл! Упор лёжа, принять!

Лёха заученно упал на пол.

– Делай, раз!

Отжался от пола на вытянутых руках.

– Делай, два!

Принял исходное положение.

– Дохляк ты! – заявил капитан, когда сбился со счету, а Лёха выдохся. – Теперь я тебя по-другому учить буду!

Бывшему боксёру не составило особого труда сделать небольшое внушение зарвавшемуся курсанту. Пару нокдаунов, и рядовой уже понял, что взводный ночей не спит, заботится о его здоровье, когда его жена дома … Короче, Лёха был обслужен по первому разряду.