Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

Меж тем выпуск приближался. К тому времени Сергей, несмотря на свою занятость в капиталистическом труде и пусть даже чисто условное, но всё же участие в учебном процессе, умудрился покончить со своим соискательством и защитить кандидатскую диссертацию. При этом он, что называется, попал в историю, став единственным за всё существование академии кандидатом технических наук, защитившим диссертацию будучи обычным её слушателем. Из-за этого события свалилось на дерзающего майора множество всевозможных неприятностей. Иначе и быть не могло. А потому как не надо никуда высовываться и лезть в исторические личности! Подрабатывай себе где-нибудь потихоньку и отстёгивай кому надо бабки. Сергею пришлось высунуться из-за имевшейся у него дурацкой привычки доводить любое начатое дело до логического конца. Ну а когда уж высунулся, то за его спиной сразу же поползли какие-то странные, один другого невероятней, слухи. Кем только ни приходилось быть ему в этих слухах! Был он и незаконнорожденным сыном начальника академии, и племянником Аллы Пугачёвой, и даже внуком, особо почитаемого в Ленинграде С. М. Кирова успел побывать он. «Виданное ли дело, — бурчали учёные-старожилы, защитившиеся на пятом десятке, — слушатель защитился… Простому смертному это не по силам… Мы вон сколько лет скрипели… Не иначе как родственничек кого-то из великих мира сего». Невдомёк им было, что защите предшествовало четыре года кропотливого труда под руководством одного из самых видных учёных академии. А может им и «вдомёк» всё было им, но ведь одного из самых низменных качеств поганенькой насквозь человеческой сущности никто, до сих пор, почему-то не отменил. Это ведь длится ещё со времён Каина и Авеля. Некоторые, самые достойные из сынов человечества, смогли это чувство в себе победить, но на территорию академии таковые особи никогда не заходили. Однако роившиеся вокруг Сергея слухи составляли меньше половины бед, свалившихся на его майорские погоны сразу после защиты. Основные проблемы начались тогда, когда наиболее завистливая и отстойная часть преподов начала доказывать майору, что она «кандидатестее» и через отвисшую в спеси губу пыталась уличить Сергея в незнании каких-либо нюансов своей специальности. Приходилось тратить дополнительные силы, чтобы от них отбиться, а это очень мешало директорствовать на стоянках и создавало дополнительные угрозы уменьшения гарантированного заработка. А угрозы существовали всегда и исходили, прежде всего, от вороватых охранников, стремящихся в отсутствии директора сунуть себе в карман денежки временных автопостояльцев. Майор спал по четыре часа в сутки, но пока держался. И всё-таки, несмотря на возникающие временами «непонятки, в натуре» с братками, он был в лучшем положении, чем большинство его сокурсников. Более того, уровень и стабильность капиталистических доходов новоявленного кандидата технических наук — директора часто превышали аналогичные показатели представителей постоянного состава академии, которому государство платило (правильней было бы сказать: начисляло) ощутимо больше денежных знаков, нежели слушателям. Здесь, наверное, уместно привести следующий пример. Повстречал как-то Сергей на остановке знакомого ему подполковника Глушенко, очень талантливого военного, который недавно защитил докторскую диссертацию. Вид у поцелованного кем-то сверху был, прямо скажем, неважнецкий. Болезненно как-то выглядел подполковник. Бледным и худым был его измождённый вид. Когда майор в ходе завязавшейся беседы деликатно поинтересовался подполковничьим здоровьем, тот с грустью в голосе поведал ему:

— Представляешь, Серёга, мне впервые в жизни удалось заработать деньги головой…

— Ну что же, прекрасно. Это большая редкость в наше время. Только при чём здесь здоровье?

— Да понимаешь ли, какое дело… Нанялся я тут от безденежья в один ларёк продавцом. Как-то ночью набежала толпа малолетних отморозков. Стали требовать отдать за бесплатно всю имеющуюся в ларьке водку (в те лихие времена водка продавалась в каждом ларьке, разного качества была эта водка, но в каждом ларьке). Я, естественно, возражаю, эти уроды возмущаются, а вокруг ни души. Метро уже давно закрылось, а вместе с ним закрылись где-то за бронированными дверями и все местные менты. В результате, эти придурки разгромили всю витрину, взломали дверь, выволокли меня наружу и дали водопроводной трубой по голове. Три месяца пролежал в госпитале с сотрясением мозга и переломом основания черепа, а когда вышел и пришёл за расчётом к хозяину ларька, тот выдал мне причитающуюся зарплату и тысячу зелёных американских рублей сверху. «Это, — говорит, — тебе, Евгеньевич, за твою светлую голову…». Вот так я впервые в жизни и заработал деньги своей головой…, — с торжественной печалью в голосе закончил своё повествование подполковник.

Наконец, наступил тот самый выпуск, о котором мы часто вспоминали. Ничем особо примечательным от обычных военных праздников он не отличался: громкие медные трубы, рокочущие барабаны, столы, покрытые красной материей, стопки дипломов на них, пустые напыщенные речи военноначальствующих командиров и любимые всеми военными песни, исполняемые под звуки строевых шагов. Был и банкет в академической столовой, и прогулка по ночному Питеру. Словом, всё это уже когда-то было в жизни военных, поэтому-то ничем их особенно не удивило. А вот распределение удивило многих. Например, майор Репа очень хотел попасть служить поближе к своему родительскому дому в Самаре. Его зажиточные родители-«автовазовцы» приобрели там для майора трёхкомнатную квартиру и гараж. В купленный гараж родители тут же поставили для любимого сыночка, перевязанный подарочной ленточкой новенький автомобильчик. И пусть это был автовазовский автомобильчик (на других тогда ещё мало кто ездил), но зато был он очень новым. Только-только с заводских стапелей. Предназначался автомобильчик исключительно для езды на дачу. Построенная родителями дача высоко поднималась своими тремя резными бревенчатыми этажами над низким берегом небольшой русской речушки, протекающей близ Самары. Точнее, не протекающей, а омывающей своими водами длиннющую набережную этого тихого провинциального городишки. А на длиннющей набережной круглосуточно пыхтел пивной заводик, омывая её пенным напитком, как бы с другой от Волги стороны. Что-что, а пиво Репа очень любил. Любил он, как и большинство самарцев, пить пиво и гулять по набережной. Кроме того, любили самарцы ещё и подраться на этой набережной. Любил подраться и Репа. А что здесь такого? Он ведь был сыном своего города. К тому же в форме Репа по набережной никогда не гулял. В форме он любил иногда прогуляться лишь по улице Льва Толстого. В конце этой улицы было не так давно построено фалоссообразное здание железнодорожного вокзала, которое смешливые жители города сразу же так и прозвали: «конец Льва Толстого».