Дмитрий Ненадович - Повесть о потерянном времени

Ну а поэтому и надо было вменить самым амбициозным из граждан самой свободной в мире страны непрерывно что-то конспектировать. То есть, непрерывно записывать в глупые свои ученические тетрадки самые мудрые мысли вождей своих. А то и все подряд надо было записывать. Потому как у вождей, у них ведь глупых-то мыслей не может быть по определению. А потом все это надо было к месту и не совсем к месту (это не важно: мудрость вождей, заложенная в цитатах, была универсальной), но непрерывно цитировать.

Вот и писал народ вечерами непрерывно, а с утра принимался цитировать. Не весь народ, конечно же, самая его амбициозная часть этим занималась. Почему только часть? Да еще и амбициозная? Все очень просто. Вот ежели кто, например, решал для себя всю жизнь работать слесарем-сантехником, тот, конечно же, ничего не писал и не цитировал, а при каждом удобном случае предпочитал выпить стаканчик-другой портвейну. А вот еже ли кто-то стремился занять теплое местечко бригадира слесарей-сантехников, тот уже принимался за конспектирование и цитирование. Это был здоровый советский карьеризм. Советские карьеристы всегда очень сильно отличались от представителей западного карьеризма, девизом которых была фраза: человек человеку волк; а манера поведения характеризовалась следующим высказыванием: они идут по трупам и их не тошнит. Все это было чуждо советским карьеристам. Слишком они были идейными. Идеи черпались у вождей. Конспектируя и цитируя своих вождей, каждый уважающий себя советский карьерист должен был всегда особым образом отмечать значимые для страны события, неразрывно с именами вождей связанные. И заходили в этих описаниях карьеристы иногда очень далеко. Иногда в порыве неистового своего подхалимажа получалось у них так, что народец-то вовсе даже как-то ни при чем все время получался, в историческом, так сказать, контексте. Хотя в исходном тексте ничего подобного не было! Это был какой-то парадокс: в «нетленках» обычно содержалось описание народных подвигов при руководящей роли вождей, а в любительских опусах акценты были явно смещены. Получалось, временами, так, что все реальные дела-то все же за вождями оставались. Нет, ежели что пакостное в истории случалось — это дело поганенького народца (утаил урожай от продразверстки, бежал с поля боя и т. д.), а вот если приключалась какая победа — это, непременно, какой-то великий вождь или даже несколько вождей сразу. Хотя уроки истории учат тому, что несколько вождей сразу на одну победу — это явный перебор. В этом случае меж вождей завязывалась нешуточная борьба, в результате которой хозяином победы оставался кто-то один, а остальные моментально становились шпионами, засланными в руководство страны недружественными государствами, «перерожденцами» или просто «врагами народа». Далее вся эта мгновенно образовавшаяся «нечисть», тут же бесследно исчезала в разных направлениях из летописей великих побед и упоминалась только на закрытых заседаниях Политбюро для устрашения партийцев, колебания которых отличались от колебаний линии партии.

А может быть и не было вовсе никакого воровства заслуг, побед и свершений? Может все так и было на самом деле, и это нашло свое отражение в великих, конспектируемых и цитируемых произведениях в какой-то скрытой форме? Что-то типа 25-го кадра? Немудрено. Уж кому, как не им, прямым участникам давних тех героических событий, всю правду про все это было знать? Ведь и действительно, все хорошее, что случилось в новейшей нашей истории, это ведь все, наверное, благодаря им. Потому-то и стали они, наверное, великими. А как иначе? Читайте классиков о роли героев в истории. Мало того, по видимому, все эти великие для страны события от начала и до конца этими же вождями были задуманы, организованы и, в конце концов, воплощены. И все ради вас, благодарные конспектирующие-цитирующие. Ради вас, не всегда в своей безнадежной глупости осознающих свое же, неожиданно свалившееся на вас счастье. Осознать — это ведь тоже талант такой особый и особый же удел. Удел совсем даже не многих. Многие почему-то не проникаются, а только имитируют. А некоторые даже имитировать ленятся! Потому-то всегда немного их и бывает, истинных вождей, в смысле. Относительно которых проникаются абсолютное большинство, которое ничего не имитирует и никогда не ленится.

А пока нет этого должного уровня осознанья хотя бы у самых активных особей из инертного народа, надо очень упорно конспектировать, поминутно помечая (желательно, дефицитными разноцветными карандашами марки «Кохинор») обилием восклицательных знаков и подчеркиваний особо продвинутые мысли. И это была абсолютно не лишняя работа: впоследствии очень удобно было цитировать. Открыл конспект на любой странице, заметил выделение и озвучил. И не надо сомневаться: озвученное выделение всегда будет в тему. По крайней мере, никто с произнесенной цитатой спорить не рискнет. А за цитированием обязательно должны были следовать реальные дела. Практика — это ведь критерий истины. Так написано в учении великого Маркса, а марксизм — это ведь вовсе не догма. Это такое руководство к действию. Как, например, руководство по настройке домашнего кинотеатра: не прочитав очень трудно разобраться. А вот после преодоления врожденной лени и внимательного прочтения руководства вся окружающая действительность приобретает для вас простоту пареной репы. Какой бы разнообразной она не была. А вот после проверки великих идей на практике надо было плавно перейти к прославлению. Приступать, так сказать к практической части объективизации своих внутренних восторгов — не просто так «ля-ля» языком грешным или «скрип-скрип» пером чернильным, пусть даже и восторженно, а приступить к истовому, от души идущему прославлению своих новых жизненных кумиров. Прославлению всегда и везде: на собраниях трудовых коллективов, во время санкционированных и непременно лояльных строю демонстраций и митингов (других-то тогда ведь и не проводилось), на съездах, слетах и т. д. За это и поплатились в конце-то концов. Ведь сказано же было в Писании что-то вроде того, что: «Не сотвори себе кумира!» А кумиров повсеместно творили. Грешили, значится, всю свою скорбную семидесятилетнюю дорогу. Вот и нечего теперь ни на кого и ни на что обижаться. Только-то и остается теперь — терпеть. И поделом! Так, наверное, этим карьеристам-молчальникам-прославителям и надо.

А поделом всем остальным, которые в карьеризме замечены не были, потому, что только находясь на каком-нибудь празднике в узко-семейном кругу наши терпеливые граждане, уже не скованные (после третьего тоста, опять же, за здравие вождей) правилами законопослушного поведения в местах скопления других строителей коммунизма, запросто приступали к льющемуся из сердца осквернению светлых обликов героических своих правителей: «Дедушка Ленин, говорите? Мяса нет и масла нет — на фиг нужен такой дед?!», «Все во имя человека, все для блага человека, говорите? Это девиз очередной пятилетки? Наверное, все так и есть, мы даже знаем имя этого человека!» И так далее, до N-го (индивидуального) подхода «к снаряду», после которого и без того уже невнятная речь вдруг срывалась в истошный поросячий визг. Но даже в этом случае славящая тональность визга продолжала строго выдерживаться (звуки могли достигнуть недружественных ушей за пределами дома-крепости), а для подтверждения искренности демонстрируемого восторга можно было еще выйти на балкон и поднять портрет вождя над головой. Но не дай Бог уронить его, портрет этот! Или нечаянно-отчаянно шваркнуть его об угол стола исключительно ради того, чтобы предотвратить собственное беспорядочное падение от глубокой усталости по пути к балкону. Этого никак нельзя было допустить. Дело могло сразу же приобрести ярко выраженную политическую окраску. И все это с очень большой долей вероятности могло быть объединено с абсолютно беспочвенными обвинениями в злостном бытовом алкоголизме. А такие обвинения напрочь расходились с обликом строителя коммунизма. И это уже было серьезно даже не для карьеристов. Это уже чем-то попахивало. Психически нормальным гражданам эти запахи никогда не нравились. И дабы предотвратить подобные верноподданнические несуразности и такие опасные неудобства впредь, портреты вождей старались прибить к стене покрепче самыми толстыми гвоздями и прибить их как можно выше — под самый потолок старались вождей от греха подальше повесить. И все это всегда делалось исключительно с чувством глубочайшего уважения к ним.