Артур Гафуров - Глубинка

Единственной достойной внимания проблемой, которая по-настоящему занимала меня в эти дни, было молчание Веры. Каждый день я по нескольку раз ходил на озеро, названивал ей, но безуспешно. Отчаявшись, я начал писать сообщения. Наконец, на четвертый день бесплодных попыток, она перезвонила сама. Причем, мне, можно сказать, повезло, так как я просто проходил мимо озера. Вообще направлялся я «в гости» к Витьке, чтобы одолжить на время примеченные ранее грабли (сгрести опавшие листья), и решил дать круг побольше; домой все равно торопиться смысла не было. Голос у жены был каким-то приглушенным, даже сдавленным.

— Когда ты вернешься?

Четыре дня она молчала, игнорируя мои звонки, и вот теперь просто, без «привет» или «я соскучилась», спрашивает, когда я вернусь. Как будто я в магазин за хлебом вышел! Естественно, отвечая, я тоже обошелся без всяких «зайчиков» и «кисок».

— Я же писал, что не раньше декабря. Что-то случилось?

— Нет, все в порядке. Просто… тут так плохо без тебя.

А потом мы говорили и говорили, без устали, перебивая друг друга, боясь упустить хотя бы малейшую деталь из произошедшего за последние дни. Я во всех красках поведал, что со мной случилось, не умолчав ни о полицейской машине, ни о кабанах. Вера ахала, вздыхала. Потом она рассказала, как дела дома, пожаловалась, что соседка достает, и что с подругой поругалась, так как та убеждала ее и дальше не отвечать на мои звонки. А еще из военкомата приходили, и она поняла, что я правильно уехал, но дома теперь так пусто. Я утешал, что скоро у нее начнется сессия, будет вообще ни до чего, а потом зима, и я вернусь, А потом у Веры закончились деньги, я перезвонил, и мы говорили еще и еще.

Это была первая ночь здесь, когда я спал спокойно.

Но разнообразнее мои дни не стали, а к середине недели зарядил ливень и окончательно похоронил все надежды хоть как-нибудь развлечься. От нечего делать я начал учиться метать ножи в стену, завел себе домашнее растение (посадил в горшок с десяток лимонных косточек, авось взойдут), прибрался в доме, постирал половички и занавески — в общем, делал все, лишь бы не начать деградировать и окончательно не скатиться до уровня корабликов из коры и самолетиков из бумаги. А еще я много спал, порой по двенадцать часов в сутки. И всегда хотел есть.

Внезапно источником досуга стал мой собственный мобильный телефон — единственный имеющийся в моем распоряжении электронный гаджет, не считая навигатора, который без питания от машины сдыхал через пятнадцать минут. Я вдруг понял, что не использовал и десятой части всех возможностей своего сенсорного друга. Для меня он был лишь звонилкой и пейджером. Ну, еще в Интернет с него можно было выходить, но явно не в этой местности.

Покопавшись, я отыскал в собственном телефоне кучу полезных функций, которыми не преминул воспользоваться, дабы развеять скуку. Например, там была камера. Весь следующий день я бродил по дому и веранде, фотографировал все подряд, а вечером с любовью рассматривал, мысленно представляя свои фото-шедевры в лучших арт-галереях Москвы. Правда, через день мне это надоело. Затем в недрах памяти смартфона нашелся скачанный когда-то Верой самоучитель английского языка. Вот чем я займусь! — возликовал было я, но жестоко пролетел: для работы приложения требовался Интернет.

Еще в телефоне нашлись электронная книга и радиоприемник. И хотя для чтения мне были доступны только классики: Достоевский, Тургенев и Толстой — но это всяко лучше, чем «Анжелика» или мастодонты пера времен первых пятилеток. А вот радио стало подлинным подарком. После бесконечных дней тишины и разговоров с самим собой услышать чужие человеческие голоса, послушать музыку… Плевать, что ни одной из моих любимых радиостанций поймать не получилось, я был рад и тому, что ловилось.

Так дождливым пятничным вечером я и отмечал неделю своей отшельнической жизни: в кровати, с наушниками в ушах и с чашкой лимонного чая на тумбочке. Было десятое октября, по радио шел концерт по заявкам. В какой-то момент я, похоже, начал засыпать, но вдруг, почувствовав холодное дуновение, повернул голову в сторону входа… и невольно вскрикнул. На месте двери зиял пустой проем. А в проеме стоял человек.

В ту же секунду я слетел с кровати, схватил лежащий на тумбочке нож и отскочил в угол. Задетая неверным движением локтя, чашка упала на пол и, жалобно звякнув, разбилась вдребезги. «Твое имя давно стало другим, глаза навсегда потеряли свой цвет…» — вещал мне в уши Слава Бутусов, а я стоял с бешено колотившимся сердцем и ждал. Незваный гость как-то весь затрясся — казалось, он смеется — после чего вошел в дом. Я увидел, что с него ручьями стекает вода, оставляя на полу целые лужи влаги.

— Кто ты такой? Что тебе нужно? — неестественно громким голосом (проклятые наушники!) спросил я.

А потом он поднял лицо к свету, и я узнал…

Мой двоюродный брат Андрей вполне заслуживает того, чтобы написать о нем отдельную книгу. Едва ли в моей жизни встречался человек, который повлиял на меня больше, чем он.

Он был бы подобен гончаровскому Штольцу, если бы рядом с ним отыскался какой-нибудь Обломов. Невысокий, плотный и очень спортивный, Андрей всегда был увлечен, всегда к чему-то стремился. А еще он искренне верил, что можно узнать все на свете, чего бы не пожелал, стоит только задаться целью. И всего можно добиться, было бы желание. И эти принципы свои он не раз и не два подтверждал на деле.

Хотя в детстве мы виделись не так уж часто, только на каникулах, каждая встреча, каждый день рядом с ним были незабываемыми. И дело даже не в том неиссякаемом источнике фантазии, творчества и юмора, каковой представлял собой мой брат, а в том, с какой энергией он брался за любое дело и как искренне не переносил праздности и безделья. Взявшись за что-либо, он не успокаивался, пока не доводил работу до конца, до той степени совершенства, на какую был в данный момент способен. И после этого, не останавливаясь на достигнутом, шел дальше, к новой цели.

Будучи старше меня на полтора года, он все мое детство служил образцом и примером, будь то игра, учеба или какое-нибудь полезное дело. Всегда я следовал за ним, впитывая его опыт и невольно перенимая также его манеры, привычки, шутки и многое другое. Каждое лето мы проводили в Зуево, и практически во всех наших начинаниях он был заводилой и вдохновителем. Его розыгрыши мы вспоминали спустя годы, его чувство юмора порой приводило всех в бешенство, но мы признавали безоговорочно: он был нашим локомотивом, никто не мог сравниться с ним. И все это без каких бы то ни было претензий на лидерство со стороны самого Андрея.

Ну кому, скажите, пришло бы в голову намотать между соснами на холме капроновых нитей, а потом загнать в эту импровизированную сеть нашего друга Витьку Мазина и покатываться со смеху, наблюдая его безуспешные попытки высвободиться из невидимых пут? А в другой раз подбить нас всех на ночную экскурсию к старому лесному кладбищу сквозь кишащий всякой живностью, практически дикий лес? Или в ночь Ивана Купалы прикинуться повешенным на люстре?