Лана Мациевская - Хвост судьбы (сборник)

– Нет, не тот нынче театр! – вздыхал, зевая, Константин Сергеевич. – Ну что сегодня опять дают? «Кота в сапогах», эту пошловатую пьесу, наглядно демонстрирующую, как низко пал вкус современной публики. На что только тратит свои силы и свой великий талант мой Фёдор Степанович?

– И не говорите, голубчик! – соглашался Владимир Иванович, устраиваясь поудобнее и кладя голову на передние лапы. – Я вот вообще современные пьесы не люблю. «Кошка на раскалённой крыше»! Теннесси Уильямс! Всё это – тлетворное влияние Запада. У нас что, русских спаниелей, то есть я хотел сказать, драматургов не хватает? То ли дело старый добрый Островский с его гениальной пьесой «Не всё коту масленица»!

Нелюбовь обоих «театралов» к кошачьему племени коренилась не столько в их собачьей природе, сколько в твёрдом знании одного нерушимого «закона кулис» – спектакль способна сорвать только кошка, вышедшая на сцену во время представления. Но ни Константин Сергеевич, ни Владимир Иванович на этот счёт абсолютно не опасались и были совершенно уверены в том, что уж в их-то «храме искусства» никаких кошек нет и быть не может. В этом они фатально заблуждались.

Кошка, вернее, кот в театре жил. Правда, обитал он не за кулисами, а в буфете. И принадлежал буфетчице тёте Вале. Зная об этом, Фёдор Степанович и Пётр Петрович в своё время позаботились о том, чтобы не нервировать буфетчицу и не допускать своих питомцев в её епархию. Сам же кот пределов буфета старался без надобности не покидать: его «и здесь неплохо кормили»! Этот котяра был весьма колоритной личностью. Звали его Матрас. Во-первых, из-за полосатого, как у подавляющего большинства этих необходимых спальных принадлежностей, окраса. А во-вторых, больше всего на свете он любил поесть, то есть, по выражению гардеробщика Степана, «набить матрас». «Набивал» его кот с завидной регулярностью, и, благодаря щедрости тёти Вали, стал настолько толстым, что издалека напоминал пуфик с длинным хвостом. Предпочитал целыми днями спать в углу барной стойки и никаких мышей, естественно, не ловил, да и вообще вряд ли знал, кто такие мыши. Дремучесть Матраса не имела пределов.

Если бы только «тонкие интеллектуалы» Константин Сергеевич и Владимир Иванович знали, что их сосед не в состоянии даже отличить чихуахуа от Чио-Чио-Сан! Более того, Матрасу было «по барабану», кто такие и чихуахуа, и Чио-Чио-Сан. А вот что такое барабан, Матрас всё-таки догадывался: штатный театральный барабанщик Геннадий часто заходил в буфет. Правда, познания кота в классической музыке этим и ограничивались. Таким образом, спаниели и кот пребывали, в буквальном смысле слова, в параллельных мирах – высоком духовном и низком материальном – в «мире кулис» и в «мире буфета».

Так и жили бы они себе спокойно, не подозревая о существовании друг друга, если бы однажды в областной Театр драмы и комедии имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко не нагрянуло Высокое Начальство из Москвы. Такого практически президентского визита здесь не помнили очень давно. По случаю знаменательного события дирекцией было решено представить один из лучших спектаклей текущего сезона – булгаковское «Собачье сердце», со Светлоярским в роли профессора Преображенского и Котовичем-Пальченко в роли Шарикова. А тёте Вале строго-настрого приказано временно убрать из буфета Матраса: Высокому Начальству совершенно необязательно лицезреть дрыхнущего на барной стойке толстенного кота в непосредственной близости от бутербродов с красной рыбой.

В день приёма Высокого Начальства за кулисами перед спектаклем творилось что-то невообразимое. В театре ожидали аншлага. Главный режиссёр Петухов места себе не находил, в сотый раз проверяя, в порядке ли осветительные приборы, декорации и реквизит. Барабанщик Геннадий протёр чистой тряпочкой свой барабан, чего не делал уже практически лет пять. Гардеробщик Степан срочно искал замену отсутствующим (тоже не менее пяти лет) номеркам в гардеробе, а тётя Валя готовила свежие бутерброды и тщательно мыла барную стойку, чтобы – не дай Бог! – на ней случайно не оказалось кошачьей шерсти. В этой всеобщей суете никто не замечал ни двух собак, уже устроившихся на своих законных местах у самого выхода на сцену, ни совершенно ошалевшего Матраса, которому вход в родной буфет в этот вечер был заказан.

Матрас, за всю свою нехитрую жизнь первый раз попав в столь безвыходное положение, был напуган и растерян. Прижав уши, что выдаёт у кошек сильнейшую степень волнения, он бродил среди декораций, непривычных запахов (то ли дело аромат красной рыбки «чуть-чуть с душком»!), бегающих туда-сюда людей, так и норовящих отдавить ему хвост, и чуть слышно «подмяукивал». Страстно мечтая вернуться на спасительную барную стойку и забыть своё приключение как страшный сон, Матрас по несчастливой случайности оказался у второго выхода на сцену, как раз на противоположной стороне от того места, где уже приготовились наслаждаться прекрасным Константин Сергеевич и Владимир Иванович. Спектакль был в самом разгаре, а на душе у Матраса всё сильнее скребли кошки. Ему надоело сидеть на одном месте, отчаянно хотелось есть, привалиться боком к тёплому самовару (у тёти Вали самовар никогда не был обжигающе горячим и всегда источал приятное для кота тепло) и чтобы кто-нибудь почесал его перед сном под подбородком. Замечтавшийся Матрас в первый раз за всё время взглянул на сцену и увидел накрытый стол, на нём еду и самовар , а за столом – двух людей приятной наружности. Правда, тут к ним присоединился третий, да ещё со словами: «Мы сегодня котов душили-душили…» (спаниели очень любили этот момент – они не сомневались, что герой Петра Петровича таким образом спасал в различных театрах спектакли от вредных кошек, так и стремящихся их сорвать). Но Матрасу терять уже было нечего. С отчаянием обречённого он двинулся на сцену.

Первым опасность заметил Константин Сергеевич. Его осенила страшная догадка: по сцене шёл Кот-Который-Срывает-Спектакли! Владимир Иванович тоже всё понял. Медлить было нельзя. С решимостью героев, отдающих свои жизни за светлые идеалы, спаниели, захлёбываясь лаем, выскочили на сцену.

Увидев врагов, Матрас издал громогласный, вполне человеческий вопль. Разбрасывая нехитрый реквизит, кот, со всей резвостью, на какую только был способен, добежал до ближайшей кулисы и лихорадочно полез по ней вверх. Собаки остались внизу, истошно лая и стараясь допрыгнуть до нечестивца, осквернившего «храм искусства» своим присутствием.

В зале послышались смешки, Петухову срочно понесли за сцену валокордин. Один Фёдор Степанович не растерялся. Со словами «Кто это выпустил животных из моей лаборатории?» он схватил упирающихся Константина Сергеевича и Владимира Ивановича за ошейники и спешно увёл за кулисы. Пётр Петрович тоже не вышел из образа: залаяв не хуже спаниелей, он высоко подпрыгнул, поймал полумёртвого от страха Матраса и бросился вслед за «профессором». Буквально через несколько минут спектакль был продолжен, а Высокое Начальство даже пребывало в уверенности, что животных для этой сцены специально дрессировали и что «это новое слово в прочтении Булгакова и тонкий постановочный ход».